Под ней показалась новая кожа, бледная, влажная.
Дэмьен отшвырнул повязку, которую прижимал к ране, собирая кровь, и приложил руку ко рту Охотника. Острые зубы впились в мясо – слепой, отчаянный отклик на присутствие пищи. Дэмьен, стиснув зубы, терпел боль, а пещера плыла и кружилась перед глазами. «Спокойно. Он не знает, где он. Он не знает, кто ты».
И вот наконец, содрогнувшись в последний раз, зубы разомкнулись. Дэмьен отвалился, зажав рану, и взглянул на лицо посвященного. Черная корка расслаивалась и сползала, открывая новые ткани, влажно блестевшие в свете лампы. Как будто змея меняет кожу.
– Давай, – пробормотал он. – Давай возвращайся.
Он задействовал Видение и увидел, как к телу Охотника стягивается темное Фэа, пеленает его паутиной нитей, окутывает тело, защищая его от света. От мира. Отрезая его от источника боли и вместе с тем от всего живого вокруг.
– Таррант!
Он потряс его за плечо, но окровавленная рука соскользнула – и в ладони остался пласт сгоревшей кожи, а под ней показалась новая, живая. Клетка за клеткой, слой за слоем Охотник восстанавливал свое тело.
Хессет тихо зашипела, привлекая внимание, и протянула Дэмьену вощеную кожаную бутылочку. Он недоуменно взял ее и понюхал пробку. И благодарно кивнул. Запах был ему знаком, точно так же благоухало его тело еще долго после битвы на Морготе. Он вылил на ладонь немного ракханского эликсира и стал втирать его в рану и вокруг нее. И поблагодарил еще раз.
Таррант пошевелился. Конечности его беспорядочно затряслись, как будто внутри сгоревшего тела вспыхнула искра жизни и попыталась пробиться на поверхность. Дэмьен потянулся к его плечу, но, вспомнив, что говорил Владыка Леса об Исцелении, сменил руку. Кто знает, как бы подействовала ракханская мазь на того, кто питается смертью. И он коснулся его другой рукой.
– Все прошло. Прошло.
– Огонь… – Хриплый, неразборчивый шепот, но это были слова, их можно было услышать, и священник поспешил закрепить связь между ними.
– Его больше нет. – Дэмьен позволил себе утешительную ложь. – Он погас.
Глаза медленно открылись. Это были новые веки, гладкая, бледная кожа, испачканная кровью и пеплом. Какое‑то время Охотник бессмысленно смотрел в потолок, затем вздрогнул и тихо застонал. И закрыл глаза.
– Таррант. Слушай меня. Ты уже не там. Ты в безопасности. Все кончено. Ты с нами. – Дэмьен подождал немного. – Ты понял?
Веки вновь приподнялись, в уголках глаз блеснули кровавые слезы. Минуту‑другую серебряные глаза смотрели перед собой, ничего не видя. Потом Охотник повернул голову – медленно, преодолевая боль, – и встретил взгляд Дэмьена. И священник ужаснулся, увидев в его глазах бессмысленную пустоту.
– Где… – выдохнул Охотник. – Где это?
– Мы в пещере, недалеко от поверхности. То есть, если судить по земной Фэа. – Дэмьен запнулся. – Скажи нам, что тебе нужно. Скажи, как мы можем тебе помочь.
Светлые глаза вновь закрылись, как будто у Охотника не хватало сил даже смотреть.
– Еще крови, – прошептал он. – Но ты помочь не сможешь. Я взял у тебя больше, чем может выдержать твое тело.
– Джеральд! – Это была Сиани. Она подползла к Охотнику и уже было дотянулась до него, но Дэмьен оттащил ее назад. – Но я могу…
– Нет, – отрезал священник.
– Но я не ранена. Я не потеряла…
– Нет.
– Дэмьен!
– Сиани, подумай! Он принимает то обличье, которого больше всего боятся его жертвы. Если он получит пищу от тебя, то станет подобен этим тварям. Тем, кто напал на тебя, тем, на кого мы охотимся. |