– После всего, что он сделал?

– Демоны – не полноценные существа, Амориль. Как животные они знают только слепой голод и привязанность к руке, что их кормит. И страх смерти. Он в них так же силен, как в любом разумном существе. – Охотник осторожно покачался на ногах, проверяя, сможет ли стоять без поддержки.

– Симбиот Калесты мертв. Его враг жив. Ему выгодно умиротворить ту силу, которая может его уничтожить, а еще лучше втереться к ней в доверие. Такой союз может повысить его ранг.

– И вы возьмете его в союзники?

Лицо Охотника помрачнело.

– Я не забыл ничего. Но мы сейчас в моих владениях и будем играть по моим правилам. Посмотрим, сможет ли он приспособиться к ним. Вот так. – Он коснулся рукава шелковой рубахи, и темное Фэа прилежно разгладило складки. – Пусть зайдет в приемную и ждет меня там. – И предупредил: – Ему придется ждать довольно долго.

Альбинос поклонился:

– Слушаюсь, ваша светлость.

Тьма. Абсолютная тьма. Он позволил ей на мгновение заполнить свои глаза, свое сердце, просочиться глубоко в свою душу, туда, где еще пульсировала боль солнечных ожогов. А затем он позволил себе Видеть и Слышать и вдохнул энергию Леса. Мощную симфонию, которая вздымалась над землей, темная, холодная, насыщенная его властью. «Как прекрасно, – подумал он. – Ничего нет прекраснее». Он чувствовал деревья, которые росли неподалеку, превращенные, служившие его желаниям; хищники сновали по их кронам и по земле и откликались лишь на его волю; полнокровная жизнь ждала его у самых границ его владений, алчная, беспокойная, по‑человечески безрассудная. Ее близость возбуждала в нем такой голод, что на мгновение ему показалось, будто весь Лес наполнился кровью и воздух в нем загустел от аромата страха. И все заглушила музыка умирания, до того прекрасная, что вызвала боль.

Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз охотился? Он жаждал испить сладкий вкус женского ужаса, испытать необузданное удовольствие погони по той земле, где вся жизнь служила его воле, где тропы, если он того желал, могли изменить направление и привести жертву обратно по ее же следам в его ждущие руки… Он вздрогнул от голода, только подумав об этом. Слишком много прошло дней. Слишком много ночей ракханского страха, крови, вытекшей из тела, и жестокой необходимости, что давила на него. Теперь нет нужды ни в чем себя ограничивать. Теперь он может выбрать себе жертву, и загнать ее в эти леса, и насладиться как ему вздумается. Очистить душу убийствами, пока разъедающая порча союза с человеческим, родом останется всего лишь неприятным воспоминанием.

«Пока ты не придешь ко мне, Райс. Пока ты не сделаешь то, чего требует твое естество, пока не попытаешься прикончить меня. В моих владениях. По моим правилам. – Он мрачно усмехнулся. – У тебя нет ни единого шанса, друг мой. Но мне приятно будет посмотреть, как ты стараешься».

Темное Фэа клубилось у его ног, шелковая мантия скользила по полу. Владетель Меренты направился в свою приемную.

Черный пол, темные занавеси. Они ласкали взгляд, умиротворяли сердце, лелеяли душу, взращенную в ночи. Чего нельзя было сказать о посетителе. Хотя тело демона было черным, поверхность его портили многочисленные трещинки и острые грани, которые отражали малейший свет и усиливали его, так что яркие лучики резали новоисцеленные глаза Охотника. Голос также раздражал, напоминая о жизни, и скрытом солнечном свете, и непрекращающейся какофонии дня.

– Ваша светлость. – Демон поклонился. – Позвольте мне…

– Ты мой гость, – прервал его Охотник. – Но не слишком желанный. Прими более удобный облик или убирайся. Немедленно. – Поскольку демон замешкался с ответом, он резко добавил: – Если понадобится, я тут же тебя Развею.