– Удачи вам, преподобий Райс, – выдохнул Охотник. – Уверен, она вам понадобится.

ЭПИЛОГ

В самом сердце темного замка, в покоях Владыки Леса, стоял мраморный стол. Здесь, куда никогда не проникнуть гибельным лучам солнца, где сотрясения земли никогда не потревожат заботливо укрепленных талисманами стен, покоилось тело Охотника, окутанное темной Фэа, пурпурной энергией, льнущей к мертвенно‑белой коже. Совершенно холодной. Совершенно безжизненной. Шелковое покрывало, ниспадавшее с отполированной поверхности, точно водопад, схваченный морозом в падении, обрисовывало контуры лежащего под ним тела. И как замок этот был на чужой взгляд копией цитадели Меренты, так и эта подземная комната была темным отражением кабинета Владетеля, и ремни, которые связывали умирающую Алмею Таррант, ныне жутковатым орнаментом украшали мраморную гладь, стягивая тело Охотника.

Энергия. Не ослабленная солнечным, ни даже лунным светом, не связанная присутствием примитивного разума. Чистая энергия, глубокого, сладкого действия, – энергия смертельного голода, что копилась в этих пещерах дольше, чем мог помнить человек. Она окутывала тело, как покров, саван, преграда против жизни – и сторонний наблюдатель не смог бы сказать, что упокоило плоть под этой защитой: холод ли истинной смерти или ее чудовищная имитация.

И вот здесь, где столько дней стояла полная тишина, послышались шаги. Они медленно, мягко, размеренно приближались. Потом заскрежетал ключ в замке, медленно заскрипели стальные петли, обремененные тяжким грузом. Свет Фэа мерцал на лбу альбиноса, пурпурно‑красный отблеск горел в глубине лишенных пигмента глаз. Он оглядел фигуру, лежавшую перед ним, и поклонился, легко, изящно. И, протянув щупальце своей темной воли, коснулся потоков, что охраняли покой спеленутого тела.

Сначала ничего не произошло. Потом, бесконечно медленно, приподнялись бледные веки. Темное Фэа расступилось, и Владыка Леса пошевелил пальцами. Согнул и разогнул кисти. Вытянул руки. Через минуту он приподнялся и сел, и хотя последние отголоски боли еще заставляли его морщиться, по его движениям было видно, что наихудший вред, нанесенный солнцем, уже исцелен.

– Прошу простить меня, – поклонился альбинос. – Я знаю, что вы не велели себя беспокоить…

– Сколько времени прошло?

– Примерно большой месяц, ваша светлость.

– Так долго… – Охотник закрыл глаза и медленно, глубоко вдохнул, наслаждаясь воздухом. – Ты бы не беспокоил меня, Амориль, не будь у тебя причины. В чем дело?

– К вам проситель, милорд.

Светлые глаза распахнулись. В их глубине мерцали фиолетовые искры.

– В самом деле? Что за проситель?

– Демон, ваша светлость. Высокого ранга, если я правильно понял. Он сказал, что вы знаете его и отнесетесь со вниманием к его делу. Он представился как Калеста.

Тишина. Потом Охотник негромко подтвердил:

– Я знаю его. И кажется, знаю, что у него за дело.

– Не с ним ли вы сражались в ракханских землях?

Охотник спустил ноги со стола, постоял, пробуя свои силы.

– Он был симбиотом того, с кем я сражался. А такие не живут долго, если у них нет партнера‑человека. – Он негромко хмыкнул. – Удивительно, что я еще знаю, для чего он предназначен.

– Партнер?

– Человек.

– Вы думаете, он хочет привязаться к вам?

– Скажем, это возможно.

– После всего, что он сделал?

– Демоны – не полноценные существа, Амориль.