У входа в таверну шумно спорили двое, собрав вокруг немало зевак. Что ж, это было только к лучшему. Воспользовавшись тем, что все поглощены их ссорой, Андуин незамеченным проскользнул внутрь и сел за столик у входа, спиной к дверям. Когда к нему с ослепительной зазывной улыбкой, при виде коей другой на его месте непременно бы покраснел, подошла пышнотелая смуглолицая красавица-официантка, он подтолкнул к ней обычную плату и заказал кружку эля.

Но тут ему вспомнилось, что сейчас он вовсе не Андуин, а посему вполне может бросить на нее взгляд, восхититься улыбкой и покраснеть… а если так, зачем себе в этом отказывать? С этими мыслями юный король и позволил себе с головою предаться горячечному наслаждению анонимностью. Когда официантка, задержавшись возле него на минутку, игриво спросила, как его звать, он, не откидывая капюшона, подмигнул ей и отвечал:

– Джерек. А как же зовут тебя?

– Амалия.

– Какое чудесное имя, – сказал король Штормграда.

Амалия, присев перед ним в реверансе, отошла к соседнему столику. На миг Андуин почувствовал себя на вершине блаженства. Свободным. И, разумеется, ему тут же сделалось совестно. Сумка наполнилась с горкой, одна монета соскользнула с вершины, однако в сумку сразу упала новая. Склонившись над кружкой, он глубоко окунул верхнюю губу в шапку пены, шумно, вульгарно рыгнул, снова припал к кружке и снова рыгнул.

Осушив одну-единственную кружку, которую мог себе позволить, Андуин утер губы и вновь почувствовал себя виноватым. Но тут рядом с грохотом распахнулась дверь, и внутрь, принеся с собою волну свежего воздуха, шумно вломились трое солдат. Уже навестившие некое питейное заведение, они, сцепившись локтями, покачивались на ходу – щеки румяны, точно у молочниц из Златоземья, ни на одном ни единого шрама… Ближайший к Андуину отличался пышной копной ярко-рыжих волос и чуть скошенным на сторону носом, посредине возвышалась изрядного роста девица с русыми косами, обрамлявшими кольцами уши, третий же оказался еще одним юношей, самым низким из троицы, но коренастым, привычным к крестьянской работе. Все трое хором тянули какую-то песню, но выпитый ими в немалых количествах эль вовсе не сообщал пению стройности.

Прежде, чем Андуин успел отвести взгляд, все трое разом свернули к нему. Король пригнул голову пониже, но было поздно.

– Ага! Еще один храбрый рекрут! – икнув, провозгласил рыжий. – Спой с нами, брат!

– Да, у тебя за столом полно места, – добавила девица, усевшись напротив.

Встревоженный, Андуин замер, опустил взгляд, нервно потянул капюшон книзу.

– Я… я предпочел бы выпить в одиночку, – пробормотал он.

– Вздор, друг! – возразил коренастый, от души хлопнув его по плечу и рухнув на скамью рядом, да так, что доска заметно прогнулась под его весом. – Амалия, еще кружечку вот ему, чтоб не робел! Оглянуться не успеешь, как он и споет с нами, и спляшет!

– Ты же здесь, чтоб в солдаты пойти – скажешь, нет? – спросила девица. – Чтобы завербоваться? Я бойцов за двадцать шагов узнаю!

– Это точно, это точно, – залился смехом рыжий.

– Выше голову, брат! – подбодрил Андуина усевшийся рядом, толкнув его локтем в бок. – Хватит на нашу долю и эля, и подвигов! Подвигов во имя нашего короля! Отец мой погиб за Штормград, в бою против тварей Н’Зота, под Орсисом, в тени великого… великого… э-э… храма, по-моему.