Майра уговорила Билла залезть в его переноску. Доктор Боб отнёс её в свой «Фораннер» и разместил сзади. Затем все четверо встали на крыльце, выдыхая облачка пара в холодный вечерний воздух. Скотт остался в дверном проёме, держась за один из поручней.

— Могу я кое-что сказать, прежде чем мы уйдём? — спросила Майра.

— Конечно, — ответил Скотт, но подумал, лучше бы она этого не делала. Он хотел, чтобы они все просто ушли. Думал, что открыл одну из величайших жизненных истин (без которой он мог бы обойтись): единственное, что было тяжелее сделать, чем сказать «до свидания» себе — по фунту за раз, — сказать «до свидания» своим друзьям.

— Я была очень глупой. Сожалею о том, что случилось с тобой Скотт, но я рада тому, что произошло со мной. Если бы этого не случилось, я осталась бы слепа в отношении некоторых хороших вещей, и некоторых хороших людей. Я была бы старой глупой женщиной. Я не могу обнять тебя, поэтому поступлю так.

Она развела руки, подтянула к себе Дейрдре и Мисси, и обняла их. Они обняли её в ответ.

Доктор Боб сказал:

— Если понадоблюсь, то примчусь стрелой. — Он рассмеялся. — Вообще-то, мои спринтерские деньки уже давно позади, но ты понял, о чём я.

— Да, — сказал Скотт. — Спасибо.

— До встречи, старина. Ступай осторожнее.

Скотт смотрел, как они шли к машине доктора Боба. Видел, как они забрались внутрь. Помахал им, держась за поручень. Затем закрыл дверь, и то шагая, то подпрыгивая прошёл до кухни, чувствуя себя персонажем мультфильма. Что по сути и было причиной, почему так важно было держать это в секрете. Он был уверен, что выглядел абсурдно, это и был абсурд… но только, если ты находился с обратной стороны экрана.

Он сел на столешницу и посмотрел на пустой угол, где последние семь лет стояли корм Билла и миска для воды. Он долго смотрел туда. Затем поднялся и забрался в постель.

На следующий день он получил электронное письмо от Мисси Дональдсон.

Я сказала Ди-Ди, что хочу пойти с ней и быть там, когда наступит конец. Мы немного поспорили об этом. Я упиралась, пока она не напомнила мне о моей стопе, и о том, что я чувствовала из-за неё, когда была маленькой девочкой. Теперь я могу бегать — люблю бегать — но я никогда не обладала духом соперничества, как Ди-Ди, потому что я хороша только на коротких дистанциях, даже по прошествии всех этих лет. Я родилась с эквиноварусной деформацией стопы, в народе известной, как косолапость. Когда мне было семь, мне сделали операцию, а до тех пор я ходила с тростью, и у меня ушли годы на то, чтобы научиться нормально ходить.

Когда мне было четыре — я помню это очень отчётливо — я показала стопу моей подруге Фелисити. Она рассмеялась и сказала, что у меня отвратительно уродливая нога. После этого я никому не позволяла увидеть её, кроме мамы и врачей. Не хотела, чтобы надо мной смеялись. Ди-Ди говорит, что именно так ты и чувствуешь себя из-за того, что с тобой случилось. Она сказала: «Он хочет, чтобы ты запомнила его нормальным, а не отскакивающим от всего в доме, выглядящим, как плохой спецэффект из научно-фантастического фильма 1950-х».

И тут я всё поняла, но не в том смысле, что мне это нравится или, что ты заслуживаешь этого.

Скотт, благодаря тому, что ты сделал в день гонки, мы смогли остаться в Касл-Роке; не потому, что у нас тут бизнес, но потому, что теперь мы можем быть частью замечательного города. Ди-Ди думает, что её пригласят в Джейсис. Она смеётся и говорит, что это глупость, но я знаю, что в душе, она нисколько не считает это глупостью. Это трофей, как и те, которые она получила за победы в гонках. Но не все примут нас, я не настолько глупа (или наивна), чтобы верить в обратное; некоторые никогда не придут к нам, но большинство.