Но не все примут нас, я не настолько глупа (или наивна), чтобы верить в обратное; некоторые никогда не придут к нам, но большинство. Многие уже. Без тебя этого бы не случилось и часть моей возлюбленной навсегда осталась бы закрытой для мира. Она не скажет тебе этого, но скажу я: ты бросил ей перчатку. Очень большую перчатку, и теперь она снова может идти, расправив плечи. Она всегда была колючкой, и я не жду, что она измениться, но теперь она открыта. Она больше видит, больше слышит, и может быть кем-тобольшим. И это благодаря тебе. Ты поднял её, когда она упала.
Она говорит, что между вами есть связь, общее чувство, и поэтому она должна быть той, кто поможет тебе в конце. Завидую ли я? Немного, но кажется, я всё понимаю. Как тогда, когда ты сказал, что чувствуешь себя воспарившим. То же чувствует и она, когда бегает. Ради этого и бегает.
Мужайся Скотт и знай — я думаю о тебе. Храни тебя Бог.
С любовью, Мисси
П. С. Оказавшись в книжном, мы всегда погладим Билла.
Скотт подумал позвонить ей и поблагодарить за такие добрые слова, но решил, что это плохая идея. Это могло навредить им обоим. Вместо этого он распечатал её письмо и засунул в один из кармашков грудного ремня.
Хотел забрать его с собой, когда уйдёт.
Утром Скотт прошёл по коридору в нижнюю ванную, сделав серию шагов, которые вовсе не были шагами. От каждого шага его уносило под потолок, от которого он отталкивался растопыренными пальцами, чтобы опуститься вниз. Когда включился обогрев, лёгонькое дуновение воздуха из вентиляции отнесло его немного в сторону. Он крутанулся и уцепился за поручень, чтобы противостоять воздушному потоку.
В ванной он немного повисел над весами и наконец опустился. Сначала он подумал, что они ничего не покажут. Но всё-таки они выдали число 2,1. Примерно этого он и ожидал.
Вечером он позвонил Дейрдре и просто сказал:
— Ты нужна мне. Можешь прийти?
— Да. — Это было всё, что она сказала, и всё, что он хотел услышать.
Дверь его дома была закрыта, но не заперта. Дейрдре проскользнула внутрь, не открывая её полностью, чтобы не сквозить. Она включила в прихожей свет, чтобы разогнать тени, и затем прошла в гостиную. Скотт сидел в кресле-каталке. Ему частично удалось влезть в грудной ремень, пристёгнутый к спинке кресла, но его тело парило над сиденьем, а одна рука болталась в воздухе. Его лицо блестело от пота, а спереди на футболке появились тёмные пятна.
— Не дождался, — сказал он запыхавшимся голосом. — Приплыл вниз. Не поверишь, брасом.
Дейрдре верила. Она подошла и встала перед инвалидным креслом, вопросительно глядя на него.
— Давно ты тут сидишь?
— Не очень. Хотел дождаться темноты. Уже стемнело?
— Почти. — Она встала на колени. — Ох, Скотт. Это так скверно.
Он медленно покачал головой, как будто делал это под водой.
— Ты знаешь, что нет.
Она думала, что знала. Надеялась, что знала.
Он боролся со своей парящей рукой, и наконец, ему удалось просунуть её в ремень.
— Сможешь застегнуть ремни на моей груди и талии, не дотрагиваясь до меня?
— Думаю, — ответила она, но дважды коснулась его костяшками, пока стояла на коленях перед креслом — его бока и его плеча. При каждом контакте у неё в животе всё переворачивалось; ей вспомнилось отцовское «ой-моя-дорогая», когда они переезжали через ухаб на машине. Это было — как сказала Мисси — будто ты зависаешь на вершине горки на роллеркостере и через секунду несёшься вниз.
Но она выполнила его просьбу.
— Что теперь?
— Скоро пойдём подышим вечерним воздухом. |