Я открыл глаза и попробовал резко вскочить на ноги. И вскочил - чему сам изрядно поразился.

    Два не в меру грязных, заросших дядьки в неопределенного цвета холщовых рубахах и таких же грубых домотканных штанах испуганно отскочили назад, и один из них поспешил выставить перед собой суковатую палку, а второй схватился за висевший на поясе кривой нож.

    - Вы что, мужики, с ума посходили - в живого человека ножом тыкать? У вас тут что - все такие? В смысле - с придурью?..

    Как ни странно, я их уже почти не боялся - они сами выглядели на редкость перетрусившими. Не знаю уж, на каком языке я с ними заговорил, но эти двое меня прекрасно поняли. Как, впрочем, и я их.

    - Так ты выползень или нет? - осведомился один из моих оппонентов. - Ишь, распрыгался...

    - Вы мне сперва объясните, что такое «выползень» - тогда я вам отвечу.

    - Выползень! - радостно констатировал дядька с ножом. - Заморочить хочет! Не будь я Пупырем - морочит! А ну, Юхрим, объясни ему...

    - Запросто! - согласился обладатель дубины - и немедленно, без всякого предупреждения, огрел меня оным орудием по голове.

    Самым удивительным было не то, что я выдержал этот удар и даже не потерял сознания. Было больно, но не слишком. Куда удивительней оказалось другое - дубина, проломив мне голову, рассекла мое тело чуть ли не надвое и застряла где- то в районе живота. При этом тело мое практически не пострадало, мгновенно сомкнувшись, словно вода, которую пытались рассечь топором.

    Дубина крепко увязла в моем животе, и теперь Юхрим пытался ее оттуда вытащить. Палка двигалась с трудом, неприятно царапая сучками мои внутренности (или что там теперь было у меня в животе?). Юхрим сопел, кряхтел, но дело шло туго.

    Я же был до того ошарашен случившимся, что только через несколько секунд до меня дошло все скотство поведения аборигена. Вернее, обоих сразу - потому что, пока потный Юхрим пытался извлечь из меня свое первобытное оружие, Пупырь, обойдя меня сзади, старательно тыкал мне в спину кривым ножом. И это тоже было не самое приятное ощущение в моей жизни.

    Тут ко мне, наконец, вернулся дар речи.

    - Что ж вы, гады, делаете?! - возмутился я, и, постепенно осознавая свою - пусть и болезненную - неуязвимость, добавил:

    - Да я ж вам сейчас головы поотрываю!

    - Молчи, выползень! - наставительно произнес тот из агрессоров, который тыкал в меня ножом, на некоторое время оторвавшись от своего важного занятия. - Мы тут хозяева, мы и разговоры разговаривать станем. А для такого отродья, как ты, в Переплете места нету. Самим мало! Так что терпи да помалкивай, раз уж заявился... Понял?

    - Ага! - недобро ухмыльнулся я - и вдруг вспомнил все. Лес, костер, исчезающего в дыму Тальку, Бакса...

    Талька!

    С нечленораздельным криком, переходящим в рев (я и сам не подозревал, что способен издавать подобные звуки!) я развернулся, сбив с ног цепляющегося за свою дубину Юхрима, и с разворота угадал прямо по зубам владельцу кривого ножа. Вообще-то я никогда толком не умел драться, а тут еще мой кулак неожиданно размазался по этой ненавистной роже, частично просочившись внутрь. Благодаря этому зубы моего противника уцелели, но удар все же оказался достаточно сильным, чтобы Пупырь не удержался на ногах и с размаху сел на землю, выронив бесполезное оружие.

    - Ты чего? - изумленно заскулил он, потирая одновременно ушибленную скулу и отбитый при падении зад. - Это ж мы тебя должны бить, а не ты - нас! Так не положено...

    - Значит, не положено? - спросил я и одним рывком, до смешного легко, вырвал злополучную дубину из своего тела.