И напиваться перед сном. Чтобы не слышать срывающийся крик моего сына:

    - Папа, да сделай хоть что-нибудь!..

    Я собирался сделать хоть что-нибудь.

    ...Ветер, как игривый котенок, трепал струйки дыма над кирпичными трубами, два молодых парня помогали беременной женщине тащить тазы с мокрым бельем, три тощие козы глодали всякую дрянь, временами косясь на расслабленного козла с мордой арабского шейха; и вообще, хутор выглядел обжитым и благоустроенным.

    - Смотри, - толкнул меня локтем Бакс, и я увидел лохматого детину, заново крывшего крышу уже знакомого нам флигеля. В зубах у детины были зажаты гвозди, и новоявленный кровельщик уставился на нас так, словно полдня мечтал эти гвозди проглотить, а наш приход нарушил все его планы.

    У входа во флигель на крылечке сидел унылый и весьма пожилой фермер с патриархальной бородищей и приводил в порядок какую-то мешанину невероятных ремней и пряжек. Где- то я уже видел эту бороду... да нет, не может быть...

    Я глядел на эти ремни, вспоминал, как пишется слово «чресседельник», и понимал, что говорить не о чем.

    Абсолютно не о чем.

    - Пошли отсюда, Бакс, - сказал я.

    Он кивнул.

    Талька выпустил мою руку и решительным шагом направился к фермеру. Тот поднял голову и воззрился на приближающегося мальчишку. Глаза фермера бегали, моргали, хмурились - словно им, выцветшим заплывшим глазкам, ужасно не хотелось глядеть на пацана в шортах и голубой футболке. Они даже слезились, эти странные глаза...

    Глазам не хотелось, а хозяин их заставлял. Впервые я почувствовал, что значит на самом деле «глаза б мои тебя не видели».

    - Ганцю! - неожиданно заорал фермер хриплым басом. - Ганцю, иди сюда! Живо!..

    Беременная женщина перестала вешать белье и вперевалочку подошла к крикуну. Подошла, глянула на Тальку, на бородатого (мужа? отца?) и быстро опустила взгляд. Я только успел заметить искорку суеверного страха, вспыхнувшего в холодной золе ее серых глаз.

    - Ну что? - на полном серьезе спросил фермер, обращаясь к Тальке. - Родит?

    - Родит, - так же серьезно ответил мой сын. - К ноябрю родит.

    - Кого?

    - Девочку.

    - Как назвать?

    - Сами знаете как...

    Фермер резко встал. Уронил свою упряжь. Сунул пальцы за опояску. Переступил с ноги на ногу. Снова сел. Закашлялся.

    - А может... - начал было фермер севшим голосом, но Талька грубо перебил его.

    - Сами знаете как, - повторил он. - И не вздумайте увильнуть. Хуже будет...

    Талька замолчал и вернулся к нам. Беременная женщина зашла в дом, пробыла там с минуту и вернулась с трехлитровой банкой желтоватого самогона (запах мгновенно распространился во все стороны) и увесистой сумкой.

    Она передала все это добро фермеру, а тот прохромал к Баксу и сунул ему в руки банку и сумку.

    - Уходите, - добавил фермер, и в голосе его промелькнуло неуместное и неприятное сочувствие. - За крест спасибо. А так... Уходите.

    И мы ушли.

    5.

    В токе враждующей крови

    над котловиной лесною

    нож альбасетской работы

    засеребрился блесною.

    Ф. Г. Лорка

    - Ты знаешь, Энджи, - минут через двадцать заговорил Бакс, - по-моему, я сошел с ума.

    - Поздравляю, - хмуро бросил я. - Крайне своевременно.