Когда в середине июля к ней в Париж прибыл принц Уэльский, короля охватила новая тревога. Вдруг его жена со своими своевольными советниками попытается спасти его против его воли и именем своего сына согласится пойти на уступки, от которых отказывался он сам. Карл обратился к тем, кто окружал принца. Он отправил сопровождавшему принца лорду Калпеперу, Джеку Эшбернему и доверенному слуге королевы Джермину такой приказ, которого они, по его мнению, не могли ослушаться. «Я заклинаю вас вашей незапятнанной преданностью, всем, что вы любите, всем, что вам дорого, что никакие угрозы, никакие опасения относительно моей личной безопасности не должны заставить вас ни на йоту отступить от любых основ, имеющих отношение к власти, для которой рожден [мой сын]. Я уже осознал, что мне, вероятно, предстоит претерпеть, и с Божьей милостью встречу это с подобающей мне твердостью. Единственное утешение, которое я желаю получить от вас и на которое я справедливо могу надеяться, – это заверение, что мое дело не закончится моим несчастьем и что неуместная жалось ко мне не причинит ущерб правам моего сына». Двумя главными пунктами, в которых король никогда не пошел бы на уступки, были контроль над милицией и управление церковью. Причем из них управление церковью было более важным, «потому что церковные кафедры управляют людьми вернее, чем меч».

Решимость короля ни на йоту не уступать пресвитерианству была не просто прихотью, не капризным предпочтением одной доктрины перед другой. Он твердо и справедливо верил, что пресвитерианское управление церковью несравнимо с сакральной властью, которой Бог наделил короля. Находясь в Ньюкасле среди шотландцев, Карл впервые за всю свою жизнь был окружен такими же фанатичными людьми, как он сам, не имея возможности ни сбежать, ни отдохнуть от их общества. Впервые в жизни он с ужасающей ясностью увидел, что может случиться с королем, помазанником Божьим, оказавшимся в одиночестве среди врагов. Он еще не ждал и не предвидел, что заплатит за свои убеждения жизнью, поскольку по натуре был слишком непостоянным и оптимистичным, чтобы позволить такой мысли всерьез завладеть собой. Но в дальнейшем стал рассматривать это как одну из возможностей.

30 июля 1646 г., через неделю после того, как он, тщательно зашифровав это послание, тайком отправил его, в Ньюкасл прибыли уполномоченные от парламента во главе с графом Пемброком. Карл выслушал условия, которые задолго до этого решил отвергнуть, и спросил, имеют ли уполномоченные право обсуждать их. Они ответили, что имеют право только отвезти назад его ответ. «Это мог бы сделать и простой герольд», – сказал король, бросив неприязненный взгляд на перевертыша Пемброка и его помпезную делегацию.

Шотландцы, верные своим союзническим обязательствам, убеждали его принять условия, причем канцлер Лоудун использовал весьма откровенные выражения, которые только теперь стали привычными для Карла. Если откажетесь принять эти условия, уверял Лоудун, «вы потеряете всех своих друзей в парламенте, потеряете Сити и всю страну. Англия встанет против вас, как один человек. Они… свергнут вас и учредят другое правительство. Они заставят нас выдать вас им». Вот в чем была реальная опасность. Лоудун продолжил: «Если вы из-за своего упрямства потеряете Англию, то не сможете приехать в Шотландию и царствовать там».