Изменить размер шрифта - +
А если вы желаете меня пристрелить, то, пожалуйста, – стреляйте, пусть видит Господь и все вокруг. А что до моей работы, то передайте мистеру Мейерсу, что я всегда‑то его недолюбливала, и пусть убирается к дьяволу, разрази меня гром, если стану продолжать служить у него! Вот так. А свой проклятый пирог пусть сам себе печет!

 

59

 

– Я помню момент, когда увидела его тогда в юридической школе. – Элизабет сидела в кресле возле окна. – Даже вид его заставил меня улыбнуться, я почувствовала радость, равную которой не знала уже долгое время. Он был по‑прежнему такой живой, жизнерадостный. После заседания я воспользовалась каким‑то предлогом, чтобы позвонить ему. Как я говорила, я уже тогда чувствовала, что ничего хорошего из этого не выйдет, что это невозможно, но мне хотелось с ним говорить и говорить. Он никогда не отказывался от разговоров со мной, так что я имела основания думать, что его чувства сходны с моими. Десятиминутные разговоры растягивались на целый час. Потом они превратились в двухчасовые. Я стала волноваться, какими будут счета и что на счетах этих будет повторяться один и тот же номер. Уверена, что Роберт контролировал мои звонки.

Потом, во время одной из таких бесед, мы обсудили, как бы встретиться. Роберт находился тогда в столице, и я была уверена, что ему и в голову не придет заподозрить меня в подобном проступке. Его самомнение давало мне шанс.

– Но как вы могли выбраться из дома, чтобы вас не увидели? Я читала, что в доме действует надежная система охраны и муж ваш держит целый штат личных охранников.

– Первоначально я просила своего шофера отвезти меня в юридическую школу. Никто не знал, что там работает Джеймс. Я объявила, что езжу туда встретиться со старой подругой. Когда ссылаться на это было бы уже подозрительно, я стала запираться у себя в кабинете и по потайной лестнице спускаться в раздевалку для прислуги. Моя задушевная подруга вывозила меня из дома в своей машине под ворохом пальто. В машине я держала парик, солнечные очки и куртку. Кроме того, в моем распоряжении была и форменная одежда горничных. Утром подруга подвозила меня, и я возвращалась в дом.

Дана глядела на нее в полном изумлении. Адамс опять залилась слезами.

– Я вынуждена была скрываться, как вор, прятаться в машине, чтобы увидеться с ним. Оба мы знали, что это не может длиться вечно, но прекратить наши свидания для обоих было бы невыносимо, и я убаюкивала себя надеждой, что, может быть… как‑нибудь… словом, не знаю. Это было наивно, но бывали дни, когда только эта надежда способна была заставить меня утром пробудиться и встать с постели. Джеймс давал мне надежду. Потом он сказал, что что‑нибудь придумает.

– Как обнаружил все ваш муж?

– Когда стало очевидно, что Роберт будет баллотироваться в президенты, Бутер активизировался. Это было плохо. Я решила, что он что‑то подозревает. И я сказала Джеймсу, что не смогу больше с ним видеться. Мы договорились встретиться в последний раз, чтобы проститься. В тот вечер я принарядилась для него, надела серьги. Мы устроили ужин при свечах, сидели вот здесь, возле окна, и потом до утра не разжимали объятий. Выходить из дома утром было для меня настоящей мукой. Но вы же понимаете, что ни он, ни я ничего не могли изменить. Как и я сейчас.

– Так почему же вы здесь, Элизабет? Зачем попросили меня о встрече?

Адамс взглянула на нее так, словно вопрос этот был для нее неожиданным или же ответ – слишком очевидным.

– Потому что считала, что вы заслуживаете объяснения. Что вы должны знать. Ведь вы же за этим явились в «Фермонт», не так ли? Потому что хотели знать, что произошло, да?

Дана покачала головой:

– Что произошло, я уже знала. А в отель я явилась, потому что нуждалась в вашей помощи.

Адамс казалась искренне озадаченной:

– В моей помощи?

– Я желаю отомстить вашему мужу за смерть брата, Элизабет.

Быстрый переход