Хотелось бы избежать такого на этот раз.

– Я буду задавать вопросы, пока не услышу чего‑либо мало‑мальски похожего на ответ.

Винсент Карлсон сделал шаг вперед, оператор следом, они стояли так близко, что лицо человека занимало весь кадр.

– Господин государственный секретарь по международным делам Винге, можете вы объяснить нам и зрителям, которые ждут вразумительного ответа, как удалось правительству всего за двое суток добиться решения о выдворении из страны? Ведь всем нам известно, что обычно рассмотрение таких вопросов занимает несколько месяцев.

Два человека на подиуме не спали всю ночь. Глаза усталые, кожа посеревшая. Сто двадцать журналистов только и ждут, чтобы прицепиться к любому слову, малейшему признаку сомнения.

Торулф Винге метнул быстрый взгляд в сторону журналиста, задавшего вопрос, и его оператора.

– Джон Мейер Фрай шесть лет находился в Швеции незаконно, без вида на жительство. Так что «решение о высылке из страны», о котором вы спрашиваете, заняло отнюдь не «двое суток», а шесть лет и двое суток.

Госсекретарь по международным делам прошел специальные курсы – как давать интервью. Он заранее принимал решение, что следует сказать, и в дальнейшем говорил только это. Он не сомневался, не отводил взгляд. Он знал, что малейший жест во много раз увеличивается линзами камер, а любое произнесенное слово звучит сильнее, пройдя через микрофон.

Он был стреляный воробей, Винсент видел это.

– Господин государственный секретарь по международным делам Винге, существует давняя шведская традиция прогибаться под крупные державы. Начиная с нацистских транспортов, проходивших через территориальные воды нашей нейтральной страны, и вплоть до нынешнего дня, когда шведы незаконно удерживаются в тюрьме на Кубе, а мы делаем вид, что не замечаем этого. Так вот… Создается впечатление, что мы продолжаем эту традицию. Продолжаем прогибаться, я хочу сказать.

– Это вопрос?

– А у вас есть ответ?

– Выдворение нелегального иммигранта, совершившего тяжкое преступление в Швеции, едва ли можно расценить как желание прогнуться.

Винсент теперь стоял совсем близко, он наклонился к подиуму, рука с микрофоном почти у самого рта Винге, он одернул пиджак, чертова жара, пот так и льет по спине.

– Вы высылаете приговоренного к смерти, которому грозит казнь. Разве это не противоречит самой идее договора о выдаче преступников, заключенного между ЕС и США?

Взгляд по‑прежнему тверд.

– Мне кажется, вы неверно поняли. Джона Мейера Фрая выдворяют не в США. Его высылают в ту страну, откуда он прибыл в Швецию. В Россию.

Через два часа двенадцать минут после вылета из аэропорта Бромма в Стокгольме шведский правительственный самолет приземлился в Шереметьеве недалеко от Москвы. И проехал по полосе на несколько сот метров в сторону, к небольшому и в этот утренний час закрытому терминалу.

За время полета Джон Шварц не произнес ни слова.

Сначала он сидел нагнувшись вперед, подпирая голову свободной рукой. Где‑то над Финляндией он захотел было встать, Свен Сундквист попытался его удержать, но покосился на Гренса, и тот кивнул. Они стояли не шевелясь, ощущая, как самолет слегка покачивается, а когда Шварц чуть погодя стал беспокойно ходить, Свен следовал за ним до открытой кабины и назад, пока, наконец, они не уселись на пустые кресла во втором отсеке самолета. В это самое время Шварц запел. Невнятно, тихим голосом, английские слова были едва различимы. Один и тот же монотонный куплет, без остановки – всю вторую половину полета.

Джон, похоже, немного успокоился, взгляд его стал вновь осмысленным, будто он решил вернуться в этот мир.

А Эверту Гренсу расслабиться удавалось с трудом. Его ждало поражение, и это бесило его. В жизни много такого, чего предугадать невозможно.