Это еще предстояло решить, но сейчас его заботило другое: почему это происходит именно с ним? Должна быть какая-то причина, какая-то цель. Постепенно он приходил к мысли, что видения были своего рода посланием, каким-то скрытым предупреждением, но он был не в состоянии расшифровать его. Подозрение, что за всем этим кроется предостережение, стучало у него в мозгу.
Что-то в воспоминаниях о его прошлом четко совпадало с его настоящим: он узнал, кем была Корва.
Корва была Карен.
Все это время она знала, кем был он и кем — она. Но ему она об этом не сказала. Она ждала, когда он сам это выяснит. Их отношения были не новыми, им исполнились века, они прошли, может быть, через множество жизней. Осознание этого придавало другой смысл всему происходящему. Более глубокий? Мистический? Хайме еще этого не знал, но все теперь было по-другому, и он желал срочно поговорить с Карен.
Кроме того, было еще одно обстоятельство. Корва подталкивала короля Педро к войне в поддержку Окситании — несомненно, опасная перспектива даже для могущественного короля.
Но разве сейчас, в его реальной жизни, не происходит абсолютно то же самое? Карен склоняла его на рискованные шаги в защиту катаризма. Хотя катары были ему симпатичны, а воспоминания о XIII веке очаровывали его, все-таки Хайме критически оценивал их учение.
Ясно то, что он с ними, а причиной тому была Карен. История повторялась.
Любила ли Корва короля Педро как мужчину? Или только как короля за его политическую и военную силу и за то, чем он мог помочь катарам?
Любила ли Карен Хайме как человека? Или он был нужен ей из-за его положения и возможности помочь катарам в их борьбе против «Хранителей»? Корва использовала Педро? Карен использует его? И если это так, то любит ли она его?
У Хайме было слишком много вопросов. Мало ответов, но одна уверенность: будут насилие и кровь, как в XIII веке. Он не знал, с какой ситуацией столкнется король Педро, но он знал кое-что о настоящем: надежный Монсегюр не защитит современных катаров от их врагов. Все их системы безопасности и секретные коридоры не помогут, когда игра пойдет всерьез. Им останется только бежать, а если не успеют, их уничтожат. Они утверждают, что оружие — дьявольские творения. Во всем замке не было ни одного пистолета!
Да, может, он и поклялся им в верности, но на Беренгера еще никто не охотился, как на крысу. У него не было никакого намерения достигнуть совершенства ни в этой жизни, ни в другой, если она будет. И вообще он не спешил. Он будет играть, чтобы выиграть. Вместе с Карен.
А если проиграет, то это поражение не будет напрасным. Для Катаров самопожертвование дает духовное искупление, но если вдруг они ошибаются, Хайме даст им маленькую материальную компенсацию.
Прежде чем «Хранители» изрешетят его шкуру мученика, он отправит на тот свет немало этих мерзавцев.
Хайме выжал до упора педаль газа, и машина рванула вперед, словно желая пронзить ночную тьму, которая простиралась впереди. По радио на полную мощность играла модная мелодия «To live and die in LA».
— Завтра обязательно заеду к Рикардо.
Четверг
58
Когда на следующий день он явился в «Рикардо’с», было уже поздно, и, увидев автомобиль своего друга на стоянке, Хайме почувствовал стыдливую краску на щеках, как будто возвратился к домашнему очагу после долгого отсутствия. Его друг был там. Далеко от катаров. Далеко от корпорации. Он был тут, и Хайме знал, что всегда сможет найти Рикардо, когда ему это понадобится.
Несколько минут он посидел в машине. Слушая музыку, он с удовольствием предвкушал, как пожмет сейчас руку друга, как они вместе пропустят по рюмочке и поговорят. Он уже предупредил Рикардо, что у него серьезные проблемы и ему, возможно, понадобится помощь. |