Некроскоп слабо улыбнулся.
– Просто шутка, – сказал он. – Вкусы и отношения со временем меняются.
Кларк не ответил, но подумал: “Ну, твои вкусы я никогда не назвал бы кричащими. Наверняка это место очень соответствует твоим талантам!”.
Гарри указал в сторону плетеного кресла, а сам уселся за старинный дубовый стол. Кларк осмотрелся, попытавшись составить общее впечатление о комнате. Сумерки в ней были искусственного происхождения – комната должна была быть светлой, но Гарри задернул шторы и лишил ее освещения – за исключением того, что пробивалось сквозь стеклянные двери, ведущие в коридор. Наконец Кларк не выдержал:
– Немножко похоронная обстановочка, а? – сказал он. Гарри согласно кивнул.
– Это комната моего отчима, этого ублюдка‑убийцы Шукшина! Знаешь, он ведь и меня пытался убить. Он был определителем, но особого рода. Он не просто вынюхивал экстрасенсов – он ненавидел их! В действительности, ему хотелось бы, чтобы и их духу не было в округе! От ощущения их присутствия у него шкура топорщилась на загривке, он просто с ума сходил от этого. В конце концов, это заставило его убить мою мать и попытаться убить меня.
– Я знаю об этом не меньше других, Гарри, – сказал Кларк. – Он ведь покоится в этой реке, не так ли? Шукшин? Так что, если это беспокоит тебя, не вижу смысла продолжать жить здесь, у реки.
Некоторое время Гарри смотрел в сторону.
– Да, он лежит здесь, в реке – там, куда пытался пристроить меня. А то, что он лежит здесь, меня не беспокоит. Здесь же лежит и моя мать, как тебе известно. Среди мертвых у меня всего лишь кучка врагов. Остальные – мои друзья, и это верные друзья. У них нет никаких запросов, у этих мертвых... – некоторое время он помолчал, а затем продолжил:
– Во всяком случае, Шукшин сделал свое дело. Если бы не он, я никогда не попал бы в отдел и, возможно, не сидел бы здесь, беседуя с тобой. Вероятно, посиживал бы где‑нибудь и пописывал истории про мертвецов.
Кларку, как и матери Гарри, не нравилось его упадническое настроение.
– Так ты больше не пишешь?
– Это все были не мои истории. Как и все остальное, они служили средством для достижения цели. Я больше не пишу. Я вообще мало чем занимаюсь. – Неожиданно он сменил тему разговора.
– Знаешь, я не люблю ее больше.
– Кого?
– Бренду, – и Гарри пожал плечами. – Наверное, я любил малыша, но не его мать. Видишь ли, я хорошо помню, что она собой представляла в те времена, когда я действительно любил ее – конечно же, ведь как личность я не изменился, но с физической точки зрения – другое дело. У меня совершенно изменилась биохимия организма. У нас с Брендой никогда не было особенно интимных отношений. Нет, дело не в этом. Не это донимает меня, а невозможность узнать, где они пребывают. Знать, что они существуют, но не знать – где. В этом‑то и вся проблема. В свое время я подолгу не разлучался с ними, а уж в особенности – с ним. Был период времени, когда я был с ним единым целым. Пусть, вопреки своему желанию и убеждениям, я многому научил его. Он получил знания прямо из моего сознания, и мне было бы любопытно узнать, как он ими воспользовался. В то же время я понимаю, что если бы они не исчезли, мы с ней давно расстались бы. Даже если бы она полностью оправилась. И иногда мне кажется, что их уход был к лучшему – и не только для нее, но и для него.
Все это Гарри проговорил без пауз, практически на одном дыхании. Кларк был доволен; он решил, что заметил трещинку в стене. Возможно, Гарри показалось, что время от времени стоит поговорить и с кем‑то из живых.
– Не зная, где они находятся, ты решил, что это лучшее место для них? Почему?
Гарри сел попрямее, и когда заговорил, голос его был вновь тверд. |