За шоссе, укрытый даже зимой в лоне густых деревьев, стоял городской
сумасшедший дом -- предмет наших постоянных шуток, и против его чугунных
оград и массивных ворот смешной и жалкой казалась наша колючая проволока. В
погожие дни было видно, как на аккуратных, усыпанных гравием дорожках и
живописных лужайках парка прогуливаются и резвятся сумасшедшие -- счастливые
коллаборационисты, отказавшиеся от неравной борьбы, люди, у которых не
осталось неразрешенных сомнений, которые до конца выполнили свой долг,
законные наследники века прогресса, на досуге наслаждающиеся унаследованным
богатством. Когда мы маршировали мимо, солдаты кричали через забор: "Пригрей
для меня местечко, приятель. Жди меня к вам, я скоро!" Но Хупер, мой
взводный из недавно мобилизованных, не мог простить им их беспечной жизни.
"Гитлер свез бы их в газовую камеру,-- говорил он.-- По мне, так и нам не
грех у него кой-чему поучиться".
Сюда в разгар зимы я привел походным маршем роту бодрых, окрыленных
надеждой людей; говорили, будто нас недаром перебросили из внутренних
районов в предместье портового города и теперь мы наконец отправимся на
Ближний Восток. Но дни проходили за днями, мы занялись расчисткой снега и
разравниванием учебного плаца, и у меня на глазах их разочарование сменилось
полной апатией и покорностью судьбе. Они ловили запахи портовых кабачков и
прислушивались к знакомым мирным звукам заводских сирен и оркестров на
танцплощадках. Получив увольнительную в город, они околачивались на
перекрестках и норовили улизнуть за угол при виде приближающегося офицера,
чтобы, отдавая честь, не ронять себя в глазах новых подруг. В ротной
канцелярии копились докладные и рапорты об отпуске по семейным
обстоятельствам; и каждый день в полусумраке рассвета начинался со скуления
симулянта и настойчивой скороговорки кислолицего кляузника.
А я, который по всем инструкциям должен был поддерживать в них бодрость
духа, как мог я им помочь, когда сам был так беспомощен? Отсюда наш
полковник, под началом которого формировался .батальон, был переведен
куда-то с повышением, и вместо него пришел другой, из чужого учебного
пункта, он был моложе и не так располагал к себе. Теперь в офицерской
столовой не встречалось почти никого их старых добровольцев, вместе
проходивших строевую подготовку в первые дни войны; все разъехались кто куда
-- одни списаны по состоянию здоровья, другие получили повышение и попали в
чужие батальоны, кто перешел на штабную работу, кто записался в специальные
части, один был убит на учениях, а один предан военно-полевому суду; их
место заняли те, кто пришел по мобилизации; в казарме теперь целый день
играло радио, и перед обедом выпивалось море пива; все было не так, как
раньше. |