В наше время в купейных вагонах допускалась перевозка животных при соблюдении определенных правил, в плацкартах — нет, потому моя бывшая, у которой была аллергия на кошачью слюну вплоть до удушья, никогда не ездила в купе. А сейчас можно ли возить животных? Откуда билет на козу? Или бабка купила его на Лидочку, а что за Лидочка, никто разбираться не стал?

— Та она ж у меня, как человек, тока ноги четыре! Ну пусти, а? Та шо ж вы за изверги! Ждут меня там дети!

Бабка попыталась убрать его с дороги, он ее оттолкнул:

— Гражданка, прекратите!

Наташка рванула в вагон и прокричала:

— Сергей! На помощь! Там на вашего напарника сумасшедшая напала!

К тому моменту, поняв, что ей Валентина не забороть, бабка села на четвереньки перед животиной, показала ей два пальца.

— Сколько, Лидочка?

— Мэ-э-э!

— Видите: два! Говорю ж, она как человек!

— Поезд отправляется! — гаркнул Сергей, потянул Валентина на себя. — Заходи давай.

Они подняли лестницу, но дверь закрывать не стали.

— А я? А мы? — Бабка сложила руки на груди.

— Жалко вас, психов, — почти ласково сказал Сергей, — но не положено. Она ж весь тамбур зассыт.

— Изверги! Типа люди не ссут в тамбуре! И не курят.

— Но не гадят точно, — рыкнул Сергей.

Причитая и утирая слезы, бабка пошла к другим вагонам — ну а вдруг кого удастся разжалобить.

Мне вспомнился Ян. Для бабки коза — член семьи, для остальных она — источник молока и мяса. Выходит, все люди, кроме веганов, в глазах этой бабки — изверги и живодеры? Так и для Яна кошки — промысловые звери, как зайцы, а он видится людям живодером, хотя удовольствия от страданий котов не получает. Или все-таки получает, ведь считает их виноватыми в том, что он теперь обезображен? Надо за ним понаблюдать.

Когда закрыли вагон, снова стало нечем дышать. А нам двое суток ехать! Чокнуться можно. Еще и вагон набьется под завязку, и запах пота смешается с вонью копченой колбасы.

Но брату с сестрой все было нипочем. Наташка познакомилась с девочками-двойняшками лет четырнадцати и заставила играть в мафию. Когда их позвали родители, сестра научила играть проводников, и они тоже увлеклись.

Ночью хлынул спасительный дождь, и под шелест капель и перестук колес я наконец заснул на своей третьей полке.

И очутился в белом кубе. Ух, как кучно пошло! Интересно, с чем это связано?..

Додумать я не успел, потому что таймер ожил, и пошла перемотка. Теперь она шла дольше, и я очутился на белокаменной остановке неизвестного поселка. Дома тянулись вдоль дороги только с одной стороны, с другой было изумрудное поле, упирающееся в подножие длинной сопки.

Весна?

Вдалеке появился школьный автобус, к которому ломанулась стайка детей.

Время на таймере замерло: 13.01.2026. Два месяца?! И раз зеленеет трава — это где-то на юге. Не суть! Сейчас шарахнет! Я рванул к мальчишке, пытающемуся влезть в автобус, но рука скользнула сквозь него.

— В укрытие! — заорал я, но меня никто не услышал.

Расчертил небо инверсионный след…

Я дернулся, инстинктивно сел, просыпаясь, и ударился головой. Зашипел от боли, ткнувшись в подушку, и только сейчас сообразил, что я-то в поезде на третьей полке, которая предназначена не для людей, а для багажа. Сунув пятерню в волосы, я ощупал ушибленный лоб, но шишки не нашел.

Ничего себе! Время сдвинулось на два месяца! Почему? Потому что Костаки должны посадить, и он больше никому не навредит, или дело в мальчике с обожженным лицом? Жаль, невозможно это узнать. Но что-то подсказывало: да, дело в мальчике.

Он чем-то ценен для реальности и совершит великое? Или теперь не обозлится и не совершит ужасное? Не станет серийным убийцей, не устроит теракт, не забьет насмерть жену и детей?

Впрочем, лет через пять станет ясно, что из него получится.