Страх проник в поэму. И это ее удивило. Значит, она боится? Но чего? Бояться нечего. Таблетки в маленькой голубой бутылочке всегда при ней. Теперь, когда она стояла на мостовой, сердце ее билось учащенно, и прежнее чувство больше напоминало не страх, а любовь. Но возможно ли любить черное ничто?
Мюриэль сделала несколько робких шагов, на мерзлой поверхности звучавших приглушенно. Она решила, что пришло время прочесть кузине отрывок из поэмы, но Элизабет этим утром не позвала ее. Мюриэль нравилось то, что она написала. Возможно, именно в процессе сочинения этот непонятный страх преобразовался в не менее непонятное чувство любви, пронизывающее ее теперь беспокойством и трепетом. Сейчас, укутанная в одежды, она чувствовала внутри себя тепло и неукротимость жизни. Она с наслаждением вдохнула холодный туманный воздух. И вдруг остановилась.
На пустынном участке, слева от нее и теперь очень близко, почти выступая из стены тумана, стояло что-то. Так неподвижно, что она приняла это за афишную тумбу. Но «это» больше напоминало фигуру человека. Только теперь она осознала, что вокруг до странности безлюдно. В следующее мгновение ей показалось — и это было еще более странным и пугающим — что там, в тумане, все же стоит человек, стоит абсолютно недвижно, стоит, как она, ожидая и, возможно, прислушиваясь. Да, несомненно, это был человек, мужчина. И он смотрел на нее. Мюриэль помедлила. Потом сделала еще один шаг. И увидела. Там стоял Лео Пешков.
Просто пройти и не поздороваться было невозможно, как невозможно было бы пройти, если бы их встреча произошла в джунглях.
— Здравствуйте, — сказала Мюриэль.
— Здравствуйте. Чудесный туман, правда?
— Я о нем как раз думала. Я им просто наслаждаюсь.
— А я тут уже давненько стою в надежде напугать кого-нибудь. Надеюсь, я вас напугал?
— Несомненно! Не странно ли, что вокруг ни души?
— Ничего странного. Поблизости только склады. К тому же, сегодня воскресенье…
— Воскресенье? А я и не знала.
— Зоветесь пасторской дочкой и не знаете, что воскресенье?!
Мюриэль подумала: юноша довольно дерзок. И произнесла холодно: «Ну, всего хорошего. Я иду к реке».
— Если пойдете этой дорогой, реки вам не видать.
— Увижу, не волнуйтесь. Прощайте.
— Я проведу вас к реке. Честно, сами не найдете. Там такие узкие проходы между складами, в них надо разбираться. Но, может, вам нравится блуждать по этой грязи?
— Река должна быть там. Если я буду идти вперед…
— Река окружает нас. Мы находимся на своего рода полуострове. Я покажу вам кратчайший путь, идемте.
С этими словами юноша исчез в тумане. С чувством некоторого раздражения Мюриэль сошла со своей тропинки и последовала за ним. Сейчас ей больше хотелось побыть одной.
Площадка, на которой когда-то развернули строительство, была покрыта ледяными кочками. Хрупкий лед ломался, и под ним обнаруживалась слякоть.
— Подождите, не надо так спешить.
— Извините. Конечно, на высоких каблуках… О, да на вас так называемая практичная обувь. Возьмите меня под руку, если хотите.
— Не волнуйтесь. Долго еще идти?
— Пару шагов — и пришли. А мне нравится эта пустошь. Жаль, что ее застроят. Отсюда отличный вид на собор Святого Павла и на другие церкви. Увидите, когда туман спадет.
Мюриэль странно было думать, что сейчас, скрытые в тумане, вокруг нее теснятся купола, башни, шпили. Она и позабыла, что живет в городе.
— Вот и тротуар. Мы почти пришли.
Глухая стена вдруг появилась из тумана, рядом с ней другая. Мюриэль почувствовала себя в ловушке.
— Тут один из проходов, о которых я говорил. Он сужается, а потом начинаются ступеньки. |