– Крылатое семейство живет к северу от Провала, – сказала Глоха. – Мы могли бы полететь туда, но как быть с волшебником?

– До чего же тягостно быть обузой, – вздохнул Трент. – Это напоминает мне молодые годы, когда мне довелось путешествовать с Бинком и Хамелеошей. Тогда я тоже путался у них под ногами.

– Но ты ведь тогда был злой, правда? – спросила Синтия.

– Так меня называли. Но я не думаю, что сейчас есть необходимость из‑за меня задерживаться. Я могу превратить любую из вас в птицу рок, и она отнесет меня куда надо, – волшебник поднял глаза к небу и добавил: – Внизу я потерял счет времени, но сейчас, как понимаю, около полудня, и если мы поторопимся, то можем оказаться там уже к вечеру.

Синтия послала Глохе растерянный взгляд, который та, поймав на лету, отослала обратно. Неожиданно ей пришло в голову, что они обе вовсе не рвутся поскорее закончить этот этап путешествия. Причем не только по причине неуверенности в своем будущем, хотя это имело место. И не только потому, что омоложенный Трент являлся весьма приятным спутником, хотя и это было правдой. Просто они еще не были готовы завершить данную интерлюдию по причинам… которые до поры предпочтительнее оставить неназванными.

– Мне бы хотелось еще некоторое время побыть в своем облике, – заявила Синтия. – Я ведь новичок в нынешнем Ксанфе, а привыкать к нему мне лучше в том виде, в каком я буду жить.

– Правильно, – поддержала ее Глоха. – Синтии нужна практика, а мне… как‑то неохота ни в кого превращаться.

– Как угодно, – отозвался Трент. – Мне не хотелось никого задерживать, но мы можем двинуться на север и по земле. Это не так быстро, но в результате попадем туда же.

Пока спутники беседовали, одежда подсохла, и они, стараясь не слишком подглядывать друг за другом, смогли по очереди одеться. Торбы остались влажными, но все решили, что это не смертельно.

В путь двинулись, придерживаясь речушки, весьма кстати направлявшейся на север и северо‑запад. Поскольку и Синтия, и Глоха отказались трансформироваться в кого‑либо достаточно крупного для переноса волшебника по воздуху, вся троица шла пешком. Об этом девушки не жалели: на берегу было много славного и интересного. Например, чудесные ракушки, цветные камушки и дивные цветы. Они вставили себе в волосы по розовому цветочку, а Тренту заткнули за уши два голубых.

– Это чтобы никто не перепутал тебя с девушкой, – пояснила Глоха, слегка поцеловав его в левое ухо. Исключительно для того, чтобы цветок лучше держался.

– Или с крылатым чудовищем, – поддержала ее Синтия, проделав ту же процедуру с правым ухом.

– Знаете, при других обстоятельствах я бы мог заподозрить, что одна из вас со мной заигрывает, – отозвался Трент. – Одна беда – не пойму, которая.

– А мы не скажем, – в один голос заявили девицы, не удосужившись даже порозоветь.

Речушка тем временем взбежала на холмик, а потом, видимо, утомившись, влилась в озерцо, возле берега которого спутники приметили три премилые женские головки. Одна юная красавица была блондинкой, другая рыжей, а третья темной шатенкой, но глаза все трое имели глубокие и голубые, как само озеро.

– Ой! Люди! – вскрикнула блондинка, но без испуга в голосе.

Синтия и Глоха тем временем поднялись на вершину холма, и рыжая уточнила:

– Полулюди, причем, как я вижу по цветам, женского пола.

Ее тон выдавал некоторое разочарование.

– А третий – человек! И, судя по голубым цветам, мужчина! – с явной заинтересованностью заявила шатенка.

– А вы кто такие? – полюбопытствовал Трент в весьма дружелюбной манере, хотя Глоха приметила, что он, будто бы ненароком, старается приблизиться к незнакомкам на расстояние, позволяющее осуществить трансформацию.