– Вообще‑то, – заявил Трент, – от риса бы я не отказался, а то все пироги да пироги. Может, пойдем туда?

Глоха, по правде сказать, предпочла бы не рис, а барбарис, но возражений у нее не имелось. У Синтии тоже. Они зашагали по дорожке под соответствующей надписью и вскоре вышли к странному сооружению – круглому каменному строению, наверху которого находилась большая плоская плита. При их приближении сочлененная палка раскрылась перед плитой и начала производить быстрые движения.

Трент взялся за рукоять меча, однако диковинное устройство, похоже, никому не угрожало. Но и никаких признаков риса ни у ног, ни в каком‑либо ином месте не наблюдалось.

И тут Глоха сообразила, в чем дело.

– Эти таблички писал кто‑то не слишком грамотный, – сказала она. – Надо было написать «рисунок». Речь там шла вовсе не о рисе, а о картинках, которые рисует эта штуковина.

И действительно, на деревянной панели появился лист бумаги с превосходным изображением мужчины с мечом, крылатой гоблинши и крылатой кентаврицы. Сходство было полным.

– Здорово! – сказала Синтия.

Коленчатый придаток сбросил готовый рисунок с панели и принялся создавать следующий – на сей раз портрет одной лишь кентаврицы. Похоже, он рисовал тех, кто разговаривал или двигался в его присутствии, а вот судьба готовых рисунков его не интересовала. Они могли и вправду валяться у ног. Трент покачал головой.

– Картинки вещь хорошая, но я предпочел бы если уж не поесть, то попить свежей водицы.

Придаток сбросил с плоскости портрет кентаврицы и нарисовал Трента, пившего воду из покрытого бусинками воды бокала. Глоха рассмеялась, и спустя мгновение ее смешок был запечатлен на бумаге. Девушка подхватила этот рисунок, решив взять его с собой.

Так или иначе тропа здесь заканчивалась, и им пришлось вернуться к развилке.

– Куда теперь? – поинтересовались девушки.

– Думаю в пампасы, – ответил Трент, – если, конечно, тут тоже не вкралась ошибка.

– А что это такое?

– В некоторых землях Обыкновении так называют обширные пространства почти лишенные деревьев, но зато поросшие травой. Путешествовать по таким равнинам легче, чем по лесу.

Однако ответвление тропы вывело их отнюдь не на безбрежную равнину, а в каньон, засыпанный какими‑то плотными бумажными пакетами. В каньон стекала вода, но бумажки мгновенно ее впитывали.

– Вот ведь незадача, опять ошибка! – воскликнул волшебник. – Нужно было писать не пампасы, а памперсы.

– А что такое памперсы! – поинтересовалась Глоха.

– Бумажки, которые впитывают влагу. Ленивые обыкновены подкладывают их под младенцев, когда не хотят их перепеленывать.

– Но почему тут сплошные ошибки? – поинтересовалась Синтия.

– Ну, возможно, это не ошибки, а каламбуры, – отозвался Трент. – Может быть, не самые удачные, но в конце концов в каламбурах заключена сама суть Ксанфа.

– Не припоминаю, чтобы у нас в Северной деревне так уж особо каламбурили, – покачала головой крылатая кентаврица.

Глоха покосилась на прихваченный с собой рисунок и увидела, что он изменился. Теперь там был изображена скучная деревенька с сонными жителями.

– Ну, – ответил Трент, – Северная деревня вообще место особенное, народ там уравновешенный и не склонный ко всяким выходкам. Вот почему многие поселяются там, отойдя от дел. Тамошний народ не отличается избытком юмора и воображения. Яркие события происходят главным образом в других местах.