– Но… это же чудовищно, так обращаться с людьми!

– Эрвард, большинство гребных судов, курсирующих вдоль южного побережья Великого континента, приводится в движение именно таким образом. Вы разве этого не знали?

Элина не знала. Даже на «Иль‑бадияр» такого не было – бОльшую часть времени галера Саберро шла под парусами, а в критические моменты, когда все же нужно было грести, пираты сами садились на весла. Впрочем, отнюдь не все пиратские капитаны исповедовали тот же принцип; однако Саберро полагал, что в те минуты, когда скорость решает все, нельзя доверять столь ответственное дело врагам, пусть даже и закованным в цепи. К тому же он помнил начало собственной морской карьеры и понимал, что порой и цепи не спасают от бунта.

Однако то, чего – пусть и не по моральным, а по практическим соображениям – избегал свирепый пират, охотно практиковалось законопослушными восточными капитанами.

В этот момент еще один пассажир показался на юте, а потом спустился на палубу. Это был молодой человек в богатой восточной одежде; на пальцах его левой руки сверкало аж три золотых перстня, и надо лбом, среди белых лент чалмы, зеленел крупный изумруд в золотой оправе. Его лицо было красиво – насколько вообще западный глаз способен оценить красоту представителя восточной расы; на какой‑то момент Элина невольно залюбовалась им. Он подошел к барабанщику и что‑то сказал ему. Барабанщик ответил – почтительно, но, как поняла графиня, отказом. Тогда молодой человек, презрительно скривив губы, сунул руку в карман, извлек несколько монет и небрежно ссыпал их в широкий карман холщовых штанов барабанщика. На сей раз тот угодливо кивнул и громко и протяжно что‑то выкрикнул. Элина явственно услышала, как некоторые гребцы застонали. У них были для этого все основания, ибо темп барабана сразу возрос раза в полтора. Не все смогли сразу включиться в новый ритм, и кнут активно загулял по спинам.

Элина почувствовала, как ее рука тискает рукоять меча.

– Эрвард, держите себя в руках, – тихо посоветовал Эйрих.

– Я не собираюсь драться, – ответила графиня. – Я понимаю, что ничего не могу изменить. Но какой мерзавец этот тип!

– Почему мерзавец? Он в своем праве. В конце концов, вы ведь тоже заплатили за скорость этой галеры.

Элина почувствовала, как краска заливает ей лицо.

– Я не знал, – пробормотала она.

– Вы не знали, что галера – это гребное судно? А на какие деньги вы живете, вы знаете? Не здесь и сейчас, а дома, в Тарвилоне? На какие деньги существует аристократия?

– На доходы с имений…

– А откуда они берутся? Падают с неба? Или все‑таки создаются трудом крестьян? Да, их не заковывают в цепи и не бьют кнутом – по крайней мере, на Западе. Но их участь не намного легче. Тяжелый физический труд на протяжении всей жизни, чтобы прокормить не только себя, но и дворянина, вся заслуга которого в том, что кто‑то из его предков объявил эти земли своей собственностью.

– Во всяком случае, мой отец 12 лет обходился без всяких доходов с имений. Да и сейчас получает деньги от государства…

– Куда они поступают в виде налогов с податных сословий – тех самых крестьян и горожан. А что до того времени, когда он был наемником, то вряд ли этим сословиям шло на пользу, когда он приходил на их земли с мечом. Не думаете же вы, в самом деле, что наемники воюют ради добра и справедливости, а не ради алчных амбиций какого‑нибудь короля, который желает во что бы то ни стало округлить свои владения?

Элина лихорадочно искала ответ – и не находила.

– А вы‑то кто такой? – перешла она в наступление. – Вы чем зарабатываете на жизнь? Вы явно не хлебопашец. Я видел, как вы обращаетесь с оружием.