– Ты, должно быть, очень спешил? – спросил Артен, глядя на пыль, покрывавшую одежду и лицо гонца.

– Я загнал четырех коней, ваша светлость.

– Как жаль, что столько усилий пропало даром, – сказал принц и полез в карман.

– Не понимаю, ваша светлость, – удивился посланец.

– Твой пятый конь тебя подвел. Он споткнулся, когда ты уже миновал границу. Ты упал и провалялся без сознания несколько часов. К тому времени, как ты придешь в себя и доберешься до форта, посылать нового гонца станет уже поздно. Ведь неизвестно, какую дорогу мы изберем теперь, – говоря это, принц взял гонца за руку и вложил ему в ладонь несколько золотых монет.

– Но… – ошарашенно пробормотал солдат.

– Мои люди тебя не видели. И я тоже, – принц сжал гонцу кулак с деньгами и сунул ему в другую руку нераспечатанную грамоту.

– Слушаюсь… ваша светлость.

– И правильно делаешь. Ну, ступай.

Гонец влез на коня (которому предстояло вскоре сломать ногу и погибнуть от милосердного удара мечом для достоверности легенды), а принц вернулся к каравану и подошел к капитану, командовавшему тирлондскими гвардейцами.

– Дело государственной важности. Никакого гонца не было.

– Понимаю, – наклонил голову офицер. – Что передать тургунайцам?

– Ничего серьезного, мы продолжаем путь.

«Все‑таки быть принцем иногда неплохо», – подумал Артен, занимая свое место в повозке.

Тракт заворачивал к югу, в обход гор. Существовали и другие пути, через ущелья и перевалы, но, несмотря даже на мощный вооруженный эскорт каравана, они не выглядели особенно надежными; тирлондские офицеры и тургунайцы были в этом единодушны.

Таким образом, караван повернул к югу. Горы тянулись теперь слева, и принц, уже насмотревшийся на них, выглянул в правое окно. Мысль о том, что он видит земли Запада в последний раз («не в жизни, конечно» – поправлял себя принц) должна была, казалось бы, наполнить его душу печалью и тревогой перед неизвестным; однако, несмотря на все опасности, несмотря даже на оставшееся нераспечатанным послание Лодвинга, Артен не чувствовал ничего, кроме радостного возбуждения; ему, напротив, хотелось, чтобы эти земли как можно скорее остались позади, а то, чего доброго, объявятся еще какие‑нибудь гонцы.

И словно в ответ на эту мысль Артена вдалеке, еще до поворота дороги, показалось облачко пыли. Некоторое время принц всматривался в него, все еще надеясь, что ему лишь мерещится, но вскоре стало ясно, что кто‑то скачет во весь опор, догоняя караван. Заметили это и солдаты; некоторые из них решили, что возвращается первый гонец, другие возражали, что это наверняка новый, но один из трех лейтенантов, помня полученный от капитана наказ принца, прикрикнул на них, и солдаты прикусили языки.

Теперь уже очевидно было, что это новый гонец: его лошадь была гнедой, в то время как первый конь был вороной масти. Принц ощутил острое желание, чтобы эта лошадь действительно сломала ногу, а всадник вылетел из седла и потерял сознание. Впрочем, это бы уже не помогло – солдаты осмотрели бы упавшего. «Однако, может быть, это вовсе и не гонец, – подумал Артен. – Может, просто одинокий путник заметил наш караван и спешит догнать, полагая, что ехать вместе с нами безопаснее. Однако что‑то он слишком резво спешит… »

Наконец копыта застучали уже совсем рядом. Принц потерял приближавшегося всадника из вида за повозками, однако заметил, как трое солдат устремились ему навстречу. Похоже, они сделали это недостаточно расторопно, ибо вновь прибывший был уже рядом.

– Что вам угодно, суд… – недружелюбным тоном начал один из солдат и удивленно поперхнулся: – сударыня?

– Мне угодно видеть принца Артена Вангейского! – услышал принц знакомый звонкий голос.