Но пока нам придется жить здесь. Надо постараться как-то прожить в этой стране. Нехорошо все время с ней бороться. Тебе надо признать: это не Лондон, климат экваториальный, тут нет концертов, театров, балетов. Однако есть другие вещи. Сами люди, маленькие забегаловки, невероятная смесь религий, культур, языков. Вот зачем мы здесь — чтобы поглотить эту страну. «Или чтоб она нас поглотила», — добавил он про себя.
— Да ведь мы тут все время торчим. Меня шум с ума сводит. Кругом мальчишки вопят. А когда мальчишки на каникулах, являются рабочие, плюются, рыгают, обдирают стены, пилят доски. Если б мы только бывали для разнообразия в какой-то приличной компании, пару раз в неделю ездили бы в Тимах, встречались с людьми нашего круга.
— В Тимахе полно деревенщин плантаторов и офицеров Малайского полка.
— Хорошо. — Теперь она чуть успокоилась, вытерла носовым платочком лицо, отвернулась от вида на лужайку, на горы, на джунгли, на реку. — Там должны быть какие-то разумные люди, раз создали Общество любителей кино. Сегодня сообщают в газете. Хорошие фильмы показывают, французские.
— Очень хорошо, давай вступим.
— А как мы туда доберемся?
Вот, опять, не совсем обычная тема для ссоры, в высшей степени необычная, эксцентричная — ее слово — в стране, где у всех белых имеются автомобили, где автомобиль служит важнейшим органом тела, чувством, способностью.
— На автобусе можно. Автобусное сообщение вполне приличное.
— И ты хочешь, чтоб я там сидела, глазела, словно в какой-нибудь интермедии, а на меня дышали бы чесноком, кругом пот, грязь…
— Ты не возражала против чеснока во Франции. Или в Сохо.
— Ох, не будь идиотом, Виктор. Так вести себя просто нельзя. Я думала, даже у тебя хватит ума понять, черт возьми…
— Я твоей непоследовательности не могу понять. Дома ты представительница богемы, гордишься этим, любишь отличаться от всех окружающих. Там тебе вполне годятся автобусы и подземка.
— Но тут другое дело. — Она почти кричала, выговаривала слова, будто объявляла радиопрограмму. — Мы все европейцы в Европе. — Ее сильно трясло. — Мы не можем жить, как азиаты…
— Хорошо, хорошо. — Он схватил ее за локти, потом попытался обнять. — Найдем какой-нибудь способ.
Тихо пришел Ибрагим, глядя большими серьезными глазами, объявил: ленч готов.
— Макан суда сьяп, туан.
– Байкла, Ибрахим.
Они молча пошли в жаркую столовую без вентилятора, выходившую окнами на последний виток веранды, в свою очередь выходившей на умывальни и душевые для мальчиков. Ибрагим подал холодный томатный сок, серьезно, грациозно. Краббе сказал:
— Хочешь машину, да?
— Нам нужна машина.
— Ты же знаешь, я больше водить не хочу. Очень жаль, но вот так.
— Можно нанять шофера.
— Разве мы можем это себе позволить? — Как минимум, восемьдесят долларов в месяц, а он в данный момент около шестидесяти отдает Рахиме.
— Можно попробовать.
И конечно, выплата государственной ссуды за автомобиль составит около ста пятидесяти в месяц. Хотя в банке есть какие-то деньги, скудный остаток их маленького капитала.
— Хорошо. Я подумаю.
— Можно купить подержанную. Денег хватит.
— Да, я как раз об этом и думал.
Ибрагим принес лососину в банке и салат. Накладывая ему, она сказала:
— Будет совсем другое дело. Я почти примирюсь с жизнью здесь.
Это ей принесет дуновение умеренного климата. Ему тоже, если на то пошло. Очень холодное дуновение умеренного климата. И он принялся есть свою консервированную лососину.
4
С еще звеневшими в ушах протестами запертой собаки Нэбби Адамс вошел в Клуб. |