Нэбби Адамс почувствовал, как напрягаются мышцы на шее. Само качество нечистых гласных как-то действовало ему на нервы. Он ничего не ответил.

Ворпол в шутку добавлял к своим восклицаниям малайскую энклитику. Это тоже раздражало, особенно по утрам. Нэбби Адамса раздражало, что это его раздражает, но где-то в чулане сознания жило презрение знающего языки человека к глупой показухе, к звонким маленьким вариациям в словах валлах и чарпой. Раздражение прогоняла мысль, что Ворпол тип неплохой.

— Пускай паренек позабавится-ла. Сами приняли бы чуток и проспали б, как я. — Ворпол сунул в рот полную вилку, с которой капало, зажевал с аппетитом. — Старичок Нэбби вполне тихий днем-ла.

— А еще Пэдди болен, — продолжал Кейр. — Не смог встать нынче утром. Хоть немного подумали бы о больном человеке.

Нэбби Адамс повернулся для ответа и тут увидел картину, от которой в горле вспыхнула жуткая жажда. С заложенными от пульсации крови ушами он не слышал подъезжавшей машины, которая сейчас скользнула к крыльцу и остановилась. Рядом с полицейским шофером-малайцем сидел начальник транспортной службы контингента[8] Гуд; толстый, важный; он теперь хлопнул дверцей, готовый войти в столовую. Нэбби взлетел вверх по лестнице, собака за ним, пыхтя и звякая.

Возя сухой бритвой по подбородку, Нэбби Адамс прислушивался к приветствиям внизу, снисходительным, подобострастным. Бутылка стояла на туалетном столике и насмешливо ухмылялась ему.

— Адамс!

Адамс. Обычно — Нэбби. Дела, видно, плохи.

— Да, сэр, минуты не пройдет, сэр, — крикнул вниз Нэбби Адамс громким уверенным тоном, мужским, но не без утонченности, который усвоил, будучи полковым старшиной. Рывками натягивал форменную рубашку и брюки, проклиная собаку, любовно вертевшуюся под ногами. Скатился вниз по лестнице, состроив приветственную спокойную мину, надев маску мужчины, готового начать новый день. Неоткупоренная бутылка ухмылялась в убегавшую спину.

— Вот и вы, Адамс. — Гуд стоял в ожидании; сильно отполированный козырек фуражки затенял чистое дряблое лицо. — Едем в Саван-Ленья.

— Сэр. — Кейр и Ворпол стояли на крыльце, ждали транспорта до полицейского участка. — Что-нибудь там стряслось, сэр?

— Слишком много машин сходит с дороги. Что это я за истории про вас слышу?

— Истории, сэр?

— Не валяйте дурака. Вам известно, что я имею в виду. Снова взялись за свое. Я думал, с этим покончено. Так или иначе, всяких баек наслушался в Тимахе, а Тимах отсюда дьявольски далеко. Что происходит?

— Ничего, сэр. Я бросил, сэр. Это дело для дураков. Мужчина в моем положении не может себе позволять, сэр.

— Еще бы, черт побери. Как бы там ни было, мне рассказали, будто на прошлой неделе вас нигде найти не могли, а потом полумертвого подобрали в какой-то забегаловке в Сунгай-Каджаре. Откуда это идет?

— От врагов, сэр. Тут целая куча китайцев против меня, сэр. Хотели, чтоб я подделывал протоколы о происшествиях, а я не стал, сэр.

— Еще бы, черт побери. — Лицо его внезапно туго, болезненно сморщилось. — Господи Иисусе, мне в уборную надо.

Физиономия Нэбби сочувственно смягчилась.

— Дизентерия, сэр?

— Господи Иисусе. Куда идти?

Когда Гуд благополучно закрылся, Нэбби Адамс бешено заметался между двумя неотложными курсами действий — телефон или бутылка? Бутылка обождет. Схватил пыльную трубку. Ответил Фук Он, а Фук Он говорил по-английски.

— Алладад-хан! Где он, черт возьми? Найди его, всех найди. Пускай строятся. Гуд едет. — Обычно Транспортное бюро начинало работу около девяти, так всем было удобно. Официально открывалось в восемь. Отвечавший по телефону китаец был до сумасшествия городским и медлительным.