В эти дни все как будто сговорились против него. Ни от кого
не ждал он помощи; иное дело Фрезенбург, которого он в сумятице
отступления давно не встречал. И вот именно от него он и услышал то, во
что так долго не хотел верить, в чем решил разобраться потом, дома, и чего
боялся больше всего на свете.
- Эсэсовцы! - презрительно ответил Фрезенбург. - Только за них мы еще и
сражаемся. За СС, за гестапо, за лжецов и спекулянтов, за фанатиков, убийц
и сумасшедших - чтобы они еще год продержались у власти. Только за это - и
больше ни за что! Война давно проиграна.
Стемнело. Двери церкви закрыли, чтобы из них не падал свет. В зияющих
отверстиях окон показались темные фигуры, завешивавшие их одеялами.
Затемняли также входы в подвалы и убежища.
- Мы стали слепыми кротами, - сказал Фрезенбург, оглянувшись кругом. -
И души у нас ослепли. Уму непостижимо, до чего мы докатились!
Гребер вытащил из кармана начатую пачку сигарет и протянул Фрезенбургу.
Тот отказался.
- Кури сам. Или оставь про запас. У меня хватит.
Гребер покачал головой:
- Возьми...
Фрезенбург чуть улыбнулся и взял сигарету.
- Когда едешь?
- Не знаю. Приказ об отпуске еще не подписан. - Гребер затянулся и
выдохнул дым. - Хорошо, когда есть сигареты. Иногда это даже лучше, чем
друзья. Сигареты не сбивают с толку. Они молчаливые друзья.
- Не знаю, - повторил он. - С некоторых пор я ничего не знаю. Прежде
все было ясно, а теперь все смешалось. Хорошо бы заснуть и проснуться в
совсем другие времена. Но это даром не дается. Чертовски поздно я начал
думать. Хорошего в этом мало.
Фрезенбург тыльной стороной ладони потер свой шрам.
- Ничего, не огорчайся. За последние десять лет нам этой пропагандой
так прожужжали уши, что трудно было расслышать что-нибудь другое. А
особенно то, что не орет на площадях: голос сомнения и голос совести. Ты
знал Польмана?
- Он был нашим учителем истории и закона божьего.
- Когда будешь дома, зайди к нему. Может, он еще жив. Передай привет от
меня.
- С чего бы это ему не быть живым? Он ведь не на фронте.
- Нет.
- Тогда он наверное жив. Ему лет шестьдесят пять, не больше.
- Передай ему от меня привет.
- Ладно.
- Ну, мне пора. Будь здоров. Увидеться, пожалуй, больше не придется.
- Нет, только после того, как я вернусь. Но это же недолго. Всего три
недели.
- Да, в самом деле. Ну, будь здоров.
- Будь здоров.
Фрезенбург, топая по снегу, пошел в свою роту, стоявшую по соседству в
разрушенном селе. Гребер смотрел ему вслед, пока тот не исчез в сумерках.
Потом побрел обратно. Возле церкви он увидел темный силуэт собаки;
завешенная плащ-палаткой дверь открылась, пропустив полоску света. Скудный
свет показался ему теплым, можно было даже вообразить, что ты на родине,
если не знать, для чего его зажгли. Гребер подошел к псу. Тот отскочил, и
Гребер увидел, что искалеченные статуи Марии и Христа стоят в снегу. Рядом
валялся сломанный велосипед. |