|
А в кассе тысячи полторы денег и также в уголке рублей триста лежит. «А это, – говорит, – казенные». Вещи ещё лежат дамские, колечки, серёжки. «А семьдесят тысяч, – спрашиваю, – где?» Смотрит на меня во все глаза: «Какие семьдесят тысяч?» – «А наследство?» – «Какое наследство?» Дух у меня даже перехватило. «Да в городе говорят»! – «Ах, – говорит, – вы этой глупой басне поверили?» Затрясся я весь.
(…) Однако вижу, барыня говорит правду: раз есть железная касса, куда же ещё деньги прятать будут! «Давайте!» – говорю. А она такая спокойная деньги вынимает, подаёт. «Вещи, – говорит, – вам брать не советую. С этими вещами вы только попадётесь». Объяснять даже стала, за какую вещь сколько плачено, какую муж подарил. Удивлялся я её спокойствию. У меня голова кругом идёт, а она спокойна! (…) Взял топор, спрятал под чуйку, опять в спальню вернулся. А она улыбается даже: «Ну, что, – говорит, – убедился, что денег нет?» И так мне её убивать не хотелось, так не хотелось… Да о [собственной] голове дело шло. Думал, такого человека убили, поймают – не простят, ждал себе не иначе, как виселицы. – Один вопрос, Полуляхов. Ждал виселицы и всё-таки рисковал? – Думал, не найдут! Ищи ветра в поле. Сколько мне не приходилось видеть «настоящих» преступников, многие из них ждали себе «не иначе, как виселицы» – и все на вопрос, зачем же шли [на убийство], отвечали: – Уверены были, что не найдут! Где же найти? Находят только дураков! Самоуверенность и порой легкомыслие, отличающие этих людей, удивительны. – Ходил я по комнате взад и вперёд, – продолжал рассказ Полуляхов, – и так мне барыни жаль, так жаль. Уж очень меня её храбрость удивила. Лежит и разговаривает с Казеевым. Казеев словами душится, а она хоть бы что, – всё расспрашивает про дворника: «Он ли вас подвёл?» Не ждал бы себе петли – не убил бы, кажется. Ну, да своя жизнь дороже. Зашёл я так сзади, чтоб она не видала, размахнулся… В один мах кончил. Мальчик тут на постели вскочил. Рот раскрыт, руки вытянул, глаза такие огромные сделались. Я к нему…
Полуляхов остановился. – Рассказывать ли дальше? Скверный удар был… – Как знаешь… – Ну, да уж начал, надо всё… Ударил его топором, хотел в другой раз, – топор поднял, а вместе с ним и мальчика, топор в черепе застрял… Кровь мне в лицо хлынула. Горячая такая… Словно кипяток… Обожгла…» Очень интересна деталь, связанная с застреванием лезвия топора в костях черепа. Тот, кто колол дрова знает, что делать это обычным топором неудобно именно по той причине, что лезвие «закусывается» между волокон дерева, особенно если дерево влажное. По этой причине для колки дров используется специальный топор, который так и называется – «колун». Колун в отличие от обычных топоров не затачивают, ему острое лезвие не нужно, его особенностью является туповатая кромка с большим углом расхождения граней. Благодаря увеличенному углу расхождения боковых поверхностей такое лезвие меньше подвержено застреванию в древесной толще. |
