Подобной детали Элис Уиллард ранее не припоминала, что выглядело совсем уж недостоверно. Явное манипулирование показаниями свидетеля возмутило даже такого терпеливого судью, как Рокафэллоу. Тот принялся сам допрашивать свидетельницу, добиваясь от неё объяснений того, почему она на протяжении ряда лет последовательно упоминала одного человека, а потом изменила прежние показания прямо в зале суда (причём, по подсказке!). В ходе этого допроса всплыла фамилия Хэвнера, генерального прокурора штата Айова, беседовавшего со свидетельницей незадолго до суда и рекомендовавшего ей заменить в своём рассказе сына на отца.

Что и говорить — это было скандальное признание! Даже выстрел из пистолета в зале суда вызвал бы меньший скандал.

Разъярённый судья потребовал явки на следующее заседание самого Горация Хэвнера, которому заявил в лицо, что оказывая давление на свидетеля, возглавляемая им прокуратура не уважает ни Закон, ни Суд. Самое забавное заключалось в том, что общественное мнение считало генерального прокурора штата Айова «человеком сенатора», одним из тех коррумпированных чиновников, которыми Фрэнк Джонс командовал как марионетками. Теперь же оказалось, что Уилкерсон и Хэвнер играют за одну команду!

Однако, неприятные Джеймсу Уилкерсону сюрпризы на этом не закончились. Судья решил докопаться до истины и стал вызывать в суд свидетелей, которые могли бы подтвердить рассказ Элис Уиллард о подслушанном ночью подозрительном разговоре пятерых мужчин. Если верить самой Элис, она не делала из своей осведомлённости тайны и рассказала о случившемся своим друзьям. Судья Рокафэллоу вознамерился этих друзей допросить.

И что же оказалось? Фрэнк Робинсон, старый друг Элис, который по её словам якобы давным-давно слышал рассказ о подозрительных мужчинах, в сентябре 1916 г. пережил инсульт, потерял речь и не мог быть допрошен. Другой старый друг, некто Джим Аткинсон, видимо, сообразивший, что Элис явно завралась в своих россказнях и фактически изобличена в этом, покрывать её не стал и простодушно рассказал судье, что Элис Уиллард очень хотела заработать на своих «показаниях» и неоднократно обсуждала их содержание с детективом Уилкерсоном. Элис желала, чтобы ей было выплачена 1 тыс.$, однако Уилкерсон предлагал ей «только» 400. На какой именно сумме они в итоге сошлись, Аткинсону было неизвестно, но сам по себе рассказ о торге за дачу «свидетельских показаний», подрывал всякое доверие словам Элис Уиллард.

Окончательно Элис добила одна из её подруг, простодушно рассказавшая суду, что она вполне допускает то, что Элис могла отправиться гулять ночью с заезжим торговцем. Хотя Уиллард и считалась замужней женщиной, она уже в 1912 г. гуляла напропалую. Чтобы подтвердить правоту своих слов, свидетельница принялась перечислять мужчин, с которыми Элис изменяла мужу, а затем стала называть тех, с кем та вступала в интимные отношения уже после развода. Назвав с десяток фамилий, дамочка была готова продолжить перечисление, но судья попросил её остановиться, сказав, что услышанного «уже достаточно». Кроме того, он попросил секретаря не вносить упомянутые фамилии в протокол заседания.

Тем не менее, сказанного с лихвой хватило для того, чтобы полностью уничтожить репутацию Элис Уиллард. Особая пикантность момента заключалось в том, что некоторые из поименованных любовников Элис во время разоблачительных показаний её подруги находились в зале суда с жёнами.

Третий важный свидетель Уилкерсона — Вайна Томпкинс — якобы наблюдавшая осенью 1911 г. встречу сенатора с подозрительными мужчинами у развален скотобойни, настолько смягчила свои показания, что они потеряли всякую практическую ценность. Она уже не была уверена, что видела там Фрэнка Джонса, да и «подозрительные мужчины» стали уже не такими уж и подозрительными.