Свою картину того, каким образом нисходящая причинность наделяет квантовые события способностью влиять на поведение, предлагает философ-либертарианец Роберт Кейн. Он, как мы помним из главы 4, считает, что в те жизненные моменты, когда мы находимся в процессе принятия решений, наш цельный характер, вступающий в игру в момент выбора, оказывается сформированным в прошлом нашей свободной волей (это его идея «самоформирующих поступков»). Но каким образом это самосформированное «я» приводит нас к решению? Кейн предполагает, что на таких важных развилках «в нашем сознании возникают напряжение и неопределенность: мы думаем, что следует предпринять… и это отражается в соответствующих областях нашего мозга движением прочь от термодинамического равновесия – короче говоря, своего рода возбуждением хаоса в мозге, что делает его чувствительным к микроскопической неопределенности на уровне нейронов». Согласно Кейну, ваше сознательное «я» использует нисходящую причинность, чтобы устроить хаос на уровне нейронов, который позволил бы квантовой неопределенности вырваться на поверхность в точности так, как вы того хотели{265}.

Аналогичное представление о модели вмешательства излагает Питер Цзе, который, как уже цитировалось ранее, утверждает, что «фактически мозг эволюционировал, чтобы усиливать случайность квантового мира» (а затем высказывает догадку, что животные, обладающие мозгом, который может это делать, «размножаются лучше тех, чей мозг на такое не способен»). По его мнению, мозг опускается на квантовый уровень и вмешивается в фундаментальную неопределенность: «Это позволяет информации обладать нисходящей причинностью относительно того, какие из недетерминированных событий, происходящих на самом корневом уровне, будут реализованы»{266}.

Я немного не понимаю, как это, по мнению Цзе, происходит. Он вполне резонно полагает, что причину и следствие в нервной системе можно рассматривать как поток «информации». Но затем картину затягивает туман дуализма. Для Цзе информация, инструмент нисходящей причинности, не является реальной в материальном смысле, а это противоречит тому факту, что в мозге «информация» состоит из таких реальных и материальных вещей, как нейромедиаторы, рецепторы и ионные каналы. Нейромедиаторы связываются со строго определенными рецепторами на строго определенное время; цепочки белков изменяют свою конформацию так, чтобы каналы открывались или закрывались словно шлюзы Панамского канала; потоки ионов, подобно цунами, текут в клетки или из них. И вопреки всему этому, для Цзе «информация не может быть чем-то вроде энергии, которая прилагает силу». При этом такая информация, которая не является каузальной, позволяет воплотиться в реальность информации, которая каузальной является: «Информация не является каузальной в том же смысле, что и сила. Скорее, она каузальная, поскольку позволяет тем физическим причинно-следственным цепочкам, которые одновременно являются информационными причинно-следственными цепочками… стать реальными». И хотя информационные «паттерны» не материальны, зато существуют «физически реализованные детекторы паттернов». Другими словами, если информация сделана из нематериальной пыли, то детекторы нематериальной пыли в мозге сделаны из железобетона, стальной арматуры или, если вы его еще помните, из асбеста.

Причина, по которой у меня в голове никак не укладываются взгляды Кейна и Цзе, а также аналогичные взгляды других философов, заключается в том, что я, хоть убей, не могу понять, как должен работать такой спуск вниз и вмешательство в микроскопическую неопределенность в мозге. Я не могу думать про информацию, которая одновременно и является силой, и не является ею, не вспомнив о пироге, который одновременно и цел, и съеден. Когда Кейн пишет: «В нашем сознании возникает напряжение и неопределенность в отношении того, что следует предпринять… что отражается в соответствующих областях нашего мозга движением прочь от термодинамического равновесия», мне неясно, что подразумевается под «отражением» – причинно-следственная связь или корреляция{267}.