Улыбаться не хотелось.

Хотелось закрыться от мира, который не желал её принимать, отталкивал, выпихивал. Знай своё место. От неё,Арины, всем плохо. Из-за неё умер дедушка, из-за неё заболела бабушка, и выговорила ей за то, что Арина продала дачу. Арина не стала оправдываться, оставила дарственную на дом в столе и уехала. Бабушка будет разбирать стол, перед тем как его выбросить, и найдёт.

«Ты лучше голодай, чем что попало есть, и лучше будь один, чем вместе с кем попало» – сказал Омар Хайям. Арина не будет голодать, найдёт работу и будет жить одна в уютной квартирке с фиалками на подоконниках, вольно разросшимся кустом сирени, заглядывающим в окно, и приставучей соседкой Аллой Михайловной, которая хотела выдать Арину за своего сына, а потом расхотела. Арина слышала, как она уговаривала Николая помириться с какой-то Иркой, называла её выгодной партией, а сына дураком.

Арина не нужна даже дураку. Хотя никакой он не дурак. Так трогательно за ней ухаживал, когда она болела. А когда уезжала, даже не проводил, умчался куда-то с самого утра, сказал, что по делам. Какие у него могут быть дела в Осташкове? Сказал бы честно: мне надоело с тобой возиться.

Библиотечная дверь, у которой стояла Арина, подпирая её плечом, неожиданно открылась, выпуская какую-то женщину. Арина посторонилась.

– Библиотека закрыта. Объявление читали? Для вас же написано – русским языком… – Женщина вдруг замолчала и внимательно на неё посмотрела. – А я вас знаю! Вы в нашем доме убирались, Молодёжная, пять.

Арина кивнула, не понимая, чему так радуется эта усталая тётка с покрасневшими глазами. Сначала накинулась на неё, а теперь держит за плечи, улыбается и не хочет отпускать.

– Мы вас всем подъездом вспоминаем! – радовалась тётка. – Чисто как в санатории, на подоконниках цветы всегда политы… Сейчас-то хуже стало.

– Что, совсем не убирают? – спросила Арина из вежливости.

– Нет, убирают, конечно. Но не так как вы.

– А меня из жилконторы уволили, за прогул, – сообщила Арина. – А Лидия Васильевна где?

– На пенсию она вышла. А я новая заведующая. Мне книжный фонд принимать, переписывать всё… Здесь же материальная ответственность. А помощи никакой, я одна зашиваюсь с инвентаризацией этой. Формуляры проверить, в реестры вписать, архив перешерстить, акт на списание составить. И книги новые каждую неделю привозят, их тоже регистрировать надо. А я со старыми разобраться не могу.

– Я здесь раньше работала уборщицей, по договору. И книги клеила, которые порванные. Мне Лидия Васильевна показывала, как…

– У вас почерк разборчивый? – прервала её новая заведующая.

– Каллиграфический.

– Нет, я серьёзно спрашиваю.

– И я серьёзно.

– Уборщица мне пока не нужна, штат буду набирать, когда откроемся. Нужен методист. Пойдёте? Работа несложная, но писать придётся много. Рабочий день с восьми до пяти. Но я в обед работаю и раньше ухожу, в пять уже темно, и в глазах рябит от формуляров… Вы читать любите? Можете брать любые книги, а карточку читателя выпишете себе сами, – улыбнулась заведующая.

Арина не сразу поняла, что ей предложили работу.

Домой она пришла счастливая. В библиотеку её взяли на должность методиста, на полную ставку. Правда, с университетом пока ничего не получится. Зато нормированный рабочий день. Арина приходила в библиотеку в половине восьмого, поливала цветы, протирала влажной тряпкой пол и принималась за работу: выписывала на каждую книгу новый формуляр, заполняла книжные реестры: художественные, научно-популярные, исторические, журнальные, газетные…

А в пять уходила домой, не чувствуя усталости, с ощущением счастья, которое – придёт же когда-нибудь? Или уже пришло? Или это и есть счастье: интересная работа, уютные вечера, которые Арина проводила за пяльцами, набросив на плечи бабушкин пуховый платок-паутинку, а за окном плакал в серых сумерках серый дождь… Плакать Арине не хотелось.