Алла горько усмехнулась:

– Нашла из-за чего плакать. Как поссорились, так и помиритесь. Девка у тебя золотая, и сердцем добрая, уж поверь мне на слово. И муж золотой был, земля ему пухом и царствие небесное. Ты, Вера, за мужниной спиной жизнь прожила, в сыре-масле каталась, а мне мой Марек жизнь с семнадцати лет загубил, и Матильда его подколодная, а Колька жалеет её, в Польшу к ней настропалился… Кто ж ему визу шенгенскую даст, он сидел два раза…

– Если за серьёзное сидел, шенген не дадут.

– Да какое серьёзное! Магазин они ограбили, унести не успели даже, возвернули всё.

– А второй раз за что?

– За магазин. За тот же за самый. Колька мой справедливость любит, уж если за что возьмётся, до конца доведёт.

– И довёл?

– Довёл. Сгорел магазин-то, жаль, хозяин с ним вместе не сгорел… – причитала Михална. – Ты про Аринку-то не досказала. Родители-то её где? Совсем про дочку забыли?

Аринина судьба тронула Михалну до слёз.

– Хорошая она у тебя, с нашенскими-то девками не сравнить: пиво пьют, сквернословят, с парнями под окнами милуются, ты им слово, они в ответ двадцать. А твоя-то чистое золото, молчит да улыбается, и в доме чистота, – умилилась Михална. – Так, говоришь, дадут Кольке визу-то? Матильда, гадюка, гостевое приглашение прислала…

Глава 37. Гости

Арина поставила на пол корзину, сняла рюкзак. Белый сунулся под ноги, она подхватила его на руки, поцеловала в тёплую морду, вылезла из сапог и прошла в гостиную. За накрытым столом сидели Михална с Колькой, бабушка с отцом Дмитрием, его жена Мария Егоровна и начальник полиции Семён Михайлович Мигун, которого Колька пригласил «на обручение с невестой».

Арина изумлённо на них уставилась.

– Есть будешь? – буднично спросила бабушка.

– Ага.

– Тогда иди мой руки. И куртку сними. И обормота своего не тискай, он полбанки сметаны сожрал, обратно полезет.

– Не полезет, – пообещала Арина, прижимая к себе кота.

Белый вцепился когтями в её ветровку, прижался всем телом, уткнулся в шею лобастой башкой. Она стояла посреди комнаты с котом на руках, перебирала пальцами длинную шелковистую шерсть и чувствовала, как под тёплой шкуркой бьётся его сердце. Бабушка смотрела строго, Мария Егоровна смотрела с любопытством, начальник полиции смотрел начальственно, Михална смотрела в свою тарелку, отец Дмитрий улыбался, Колька энергично жевал.

– Ну давай, – подтолкнул Мигун Кольку. Тот прожевал наконец котлету, вытер губы и неловко поднялся из-за стола.

– Арина. Ну, в общем, люблю я тебя. Давно. Как ты в наш дом переехала, с тех самых пор и люблю. А ты меня любишь хоть немножко? Только не ври. За дачу ложных показаний Семён Михалыч тебя… Короче, да или нет?

– Долдон! – не выдержала Колькина мать. – Кто ж так предложение делает?

Арина хотела ответить, но Колька не дал, сграбастал в объятия вместе с висящим на Арине котом, закрыл ей рот поцелуем. От Кольки пахло бабушкиными котлетами. Арина обняла его за шею и почесала за ухом, как Белого. Колька дёрнулся, брыкнул ногой, прошипел в Аринино ухо: «Что ты меня как кота… Щекотно же! Хоть перед гостями не позорь».