Колька цапнул с тарелки беляш и подумал: вот бы ему такую тёщу, как Аринкина бабушка… С ней даже мать поладила. Ни с кем не ладит, а с этой – ну прямо картина маслом!

Вера не выдержала и позвонила Диме Белобородову. Отцу Дмитрию, поправила себя Вера. Да какой он «отец», он дед уже, пятеро внуков, а у Веры только Арина, и больше никого. Разговаривать с ней не пожелала. Ничего, приедет, борща наестся, подобреет.

Михална пошла провожать на остановку Ритиного мужа. Вера сунула ему пакет с беляшами: «Это для Риточки». Как бы не так, думал Никита. Риточка вполне себе обойдётся. Впрочем, беляш он ей оставит. Или два. Он же не чужой, муж всё-таки. Любит всё-таки.

Размышляя о том, как сильно он любит жену, Никита уплетал горячий беляш, обжигаясь и сглатывая воздух, чтобы во рту стало попрохладней. Начинка таяла во рту. По салону автобуса плыл аромат жаренного в кипяшем подсолнечном масле теста, но никто из пассажиров не возражал.

Глава 36. Те же и другие лица

Шарфик был слишком коротким, петля соскальзывала, размахнуться не получалось, а ноги всё глубже уходили в бездонную вязкую жуть. В отчаянном рывке ему удалось заарканить росшую у самой воды длинную ветку. Невидимка затянул петлю, наклонил ветку, ухватился за неё и осторожно потянул себя из липкой жижи к спасительному кусту.

Земляной островок оказался небольшим: голова нависала над водой, а ноги оставались в ледяной жиже. Невидимка повернулся на бок, подтянул ноги к животу, уткнулся лицом в мокрую траву и ощутил идущий от неё ледяной холод. Вдохнул всей грудью пахнущий болотом воздух. Как же это здорово – лежать на твёрдой земле и дышать, не боясь, что в лёгкие польётся вонючая жижа.

Он отдохнёт немного, выйдет на берег, разведёт костёр, высушит одежду и согреется. Девчонку уже не догнать, да бог с ней, пусть живёт, девчонка не главное. Главное – чтобы он, Валерка Варягин, тоже жил. Грелся у жаркого костра. Читал о себе в газетах. Скользил по лесу невидимкой, преследуя ни о чём не подозревающую жертву. Убивал, глядя в расширенные страхом глаза, слушая последние, захлёбывающиеся кровью вздохи.

Покидать островок не хотелось. Он колотил рёбрами ладоней по потерявшим чувствительность ногам и думал о девчонке, которая, наверное, всё-таки утонула – там, где висел на стебле осоки её голубой шарфик. Иначе бы вернулась и забрала. Она сама выбрала свою смерть. Болото стало её могилой. Думать об этом было приятно.

Пока он собирался с силами, на болото опустился волглый туман, шевелил ледяными пальцами волосы на голове, вползал в ноздри сырым холодом.

Невидимка отвязал от куста девчонки шарфик, сунул в карман, огляделся, соображая, в какую сторону идти. Туман лениво наползал на островок, всасывал безгубым ртом озерца воды, слизывал кочки жадным белым языком, прятал близкий берег.

От островка тянулась цепочка следов, слишком больших, чтобы быть девичьими. Невидимка понял, что следы его собственные, и приободрился: теперь он знал, в каком направлении идти. Сквозь туманные белые пластушины проглядывали буро-зелёные кочки. Надо выбираться отсюда, пока не сгустился туман. Земля совсем близко, он прошёл метров шесть-семь, когда угодил в эту яму-ловушку… Ловушка! Девчонка специально «уронила» шарфик, чтобы он провалился в топь, а сама вернулась обратно. Вот же тварь! Вот же тварь…

Ярость полыхнула злобным пламенем, зажгла глаза азартом погони, упругой силой отозвалась в ногах. Невидимый берег тонул в мокрых сумерках, слился цветом с болотом. Земля на берегу раскисшая от грязи, на ней остались следы девчонкиных сапог, догнать её не составит труда. Прыгая с кочки на кочку, Невидимка мечтал, как настигнет свою жертву и как она будет молить о пощаде.

Почва под ногами вдруг стала пугающе вязкой, а следы исчезли. Он давно должен выйти на берег, до которого – всего-то метров семь.