Тут она сообразила, что если маньяк сидит на кочке, то никак не может оказаться в лесничестве. Позади, в той стороне, откуда они шли, кто-то шумел, словно грёб руками по воде.

– Что там шумит? – спросила Арина, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

– Ручей. А ты думала, вода откуда в бане? Насосом качаем. И на готовку оттуда берём, и скотину поим. Вода родниковая, чистая, для здоровья полезная. И вкусная. Ты в бане пила и облизывалась, – усмехнулась Татьяна Павловна.

Арина вспомнила, как пила из ковшика сладко пахнущую липой воду и кивнула:

– Вкусная. А колодец зачем?

– Так положено. Колодец на кордоне должен быть. Ручей зимой до дна промерзает. А надо лошадь поить, и скотину, и птицу…

– А темно почему? Было же светло!

– Долго мылись.

– А идти далеко? Это у вас такой двор? Такой большой?

Гостья задавала простые короткие вопросы, вертела головой, оглядываясь. У жены лесничего отлегло от сердца: хоть говорит дельно, а то всё несла несуразное: родных нет, а бабушка есть, но звонить ей не надо. Номер сама набрала, а разговаривать отказалась, вы, говорит, ей скажите, что я здорова и не болею. Татьяна вспомнила, как уговаривала Аринину бабушку (сколько ей? лет восемьдесят, не меньше) – не волноваться, а та всё спрашивала: «Как не волноваться, если вы говорите, что с Аринкой всё хорошо, а трубку в руки не даёте? Как мне не волноваться?!»

Татьяна выкрутилась, сказала, что Арина в бане и к телефону подойти не может. Бабушка вроде поверила. И теперь ждёт внучкиного звонка.

– Это кордон. Мы здесь круглый год живём, без хозяйства не обойтись, магазинов в лесу нет. Ты бабушке-то будешь звонить? Она ведь ждёт.

– Ничего она не ждёт, – пробурчала Арина. Голос недовольный, по сторонам глазами зыркает, хотя чего там увидишь, в потёмках… От куста смородины, протянувшего к дорожке длинные ветки, шарахнулась, как от лешего. Татьяна Павловна с вопросами больше не приставала, и мужу запретила расспрашивать. Напоила гостью чаем и уложила спать.

◊ ◊ ◊

После звонка из Анушинского лесничества Вера Илларионовна выпила сердечных капель, с трудом дождалась рассвета и позвонила Рите. В Гринино её привёз на вечесловском джипе Ритин муж: права у Веры были, но сесть за руль в таком состоянии она не рискнула.

Услышав, как в Арининой двери поворачивается ключ, Михална выскочила из квартиры, как кукушка из часов.

– Вера, не знаю, как вас по отчеству…

– Вера Илларионовна.

– Ну да, ну да, Илларионовна. Аринка-то всё – баба Вера да баба Вера. Баба Вера то, баба Вера сё… Илларионовна, значит.

– Не мороси, – остановила её Вера. – Толком говори.

Михална обхватила её за плечи и заголосила:

– Ой, пропала девчонка у нас, со вчера пропала, и не знаем где искать! Белый всю ночь мявом орал, Колька мой от окна к двери метался, спать не дал, а утром в милицию побёг, и что он там себе позволит, один бог знает.