– Сколько с этим живут? С этой развёрнутой стадией. Сколько?

– От четырёх до десяти лет, при правильном лечении. Затем наступает бластный криз.

Врач говорил что-то непонятное: о неблагоприятных прогностических признаках, о том, что развёрнутая фаза перешла в терминальную и о необходимости комбинированной полихимиотерапии.

– Но вы ведь его вылечите? Вы его вылечите? – остановила его Матильда.

– В терминальной стадии длительность жизни не превышает двенадцати месяцев, – продолжил врач, словно не слышал заданного ему вопроса.

– И что… потом? – спросила Матильда, уже понимая – что…

В палату она вошла с улыбкой на лице.

– А я к тебе с хорошими вестями, сынок. Я говорила с врачом, он сказал…

– Мама. Я вызвал нотариуса. Хочу написать завещание.

Обещанных врачом двенадцати месяцев Марек не прожил. Дом в Бяле-Блота принадлежал его отцу, а после его смерти принадлежал Мареку. Матильда жила в Варшаве, в родовом имении Браварских бывала редко, наездами, но считала его своим. И вот теперь в завещании сына дом наследовал Николай Марекович Браварский.

Выходило, что тридцать восемь лет назад Марек оформил отцовство на ребёнка русской нищебродки из неблагополучной семьи, ухитрившейся забеременеть в семнадцать лет. И все эти годы скрывал от матери, что у неё есть внук, с узаконенными правами на отцовское наследство.

Матильда приложила немалые усилия, чтобы очернить в глазах сына эту потаскушку Аллу. О женитьбе не могло быть и речи. Матильда мастерски разыграла сердечный приступ, даже в больницу легла, чтобы обман выглядел правдоподобно, и заплатила врачу, который подтвердил Мареку, что с мамой всё очень серьёзно. Сын поверил. И когда Матильда слабым, хорошо отрепетированным голосом заявила ему: «Или я, или эта прошмандовка, выбирай», у сына хватило смелости только сказать: «Она не прошмандовка, но я останусь с тобой, мама, ты только не волнуйся, тебе ни в коем случае нельзя…»

Марек робко напомнил матери о деньгах, которые понадобятся Алле и ребёнку. Матильда милостиво кивнула: «Конечно-конечно, девочке надо помочь, отвезёшь ей деньги, но больше с ней не встречайся. И пусть напишет отказ от претензий на отцовство. Мне привези. Сначала расписка, потом деньги.

О том, что Марек оформит отцовство и потаскушкин ублюдок станет его сыном, Матильда не думала.

Потом они уехали в Польшу. На красивого парня, говорившего по-польски с русским акцентом, девушки смотрели с интересом, но жениться он не спешил. Матильда напрасно ждала внуков. А потом Марек заболел…

В большой просторной квартире на улице Маршалковской ей слышались голоса мужа и сына. Чтобы не сойти с ума от одиночества, она пригласила к себе дальнюю родственницу мужа, внучатую племянницу его сводной сестры, двадцатитрёхлетнюю Мартину, на которую Матильда имела серьёзные планы. Внука она приберёт к рукам, а Мартине в её нынешнем положении не приходится выбирать. Брак станет для неё выгодной партией, сын Марека останется в Варшаве или, если захочет, пусть живёт в Бяле-Блота с женой, преданной Матильде как комнатная собачонка.

◊ ◊ ◊

Колька ожидал увидеть изысканно одетую, красиво стареющую женщину, с которой разговаривал по скайпу. Но в варшавском аэропорту его встречала девушка с острыми, как у белки, зубками. Зубы Николаю не понравились.

– Дзен добри, пане Миколай!

Девушка назвалась панной Мартиной, подхватила Кольку под руку и повлекла к выходу, мило болтая на смеси русского с польским.

Бабка не пожелала его встретить, прислала вместо себя прислугу. Ну что ж… Будет о чём рассказать Арине.

Прислугу Матильда отрекомендовала своей компаньонкой (Колька усмехнулся: вот, значит, как это здесь называется), что не меняло дела.