– Багажник пана прибудет позже? Убранье. Одежда.

– Одежда? Так я вроде не голый приехал, – бухнул Колька, которому было не по себе под пристальным взглядом польской бабки.

Та вдруг затряслась, стала оседать на пол, Колька успел её подхватить, отвёл в комнату, усадил на диван. Бабка его не отпустила. Прижималась птичьи-невесомым телом, называла Кольку Мареком, заглядывала в глаза.

Колька терпел и думал, что надо поскорее оформить документы на дом и бежать отсюда к чёртовой матери, от этой чужой женщины, к которой он не испытывал никаких чувств. Продаст дом, поделится с бабкой деньгами и уедет.

В Бяле-Блота его отвезла Мартина, все три часа дороги не закрывала рта и ластилась к нему как кошка. Колька вспоминал Василиску и еле сдерживал рвущийся смех: его польская бабка оказалась хваткой, подсунула ему эту Мартину, как суют ребёнку новенькую игрушку, чтобы отвлечь от старой: «На, играй, смотри, какая куколка красивая, платьице с кружавчиками, туфельки…» Колька покосился на Мартину, и впрямь напоминающую куклу. Та расцвела от его взгляда, поправила на груди нитку коралловых бус, качнула длинными серёжками в маленьких ушках.

«Какая ель, какая ель, какие шишечки на ей» – продекламировал Колька. Мартина не поняла, раздвинула в улыбке губы, зазывно стрельнула глазами.

А бабка-то себе на уме…

◊ ◊ ◊

Затея с Мартиной сорвалась: Николай демонстративно избегал её общества. Из дома он исчезал ещё до завтрака, и возвращался вечером, а то и ночью. Матильда поинтересовалась, где он пропадает, и получила исчерпывающий ответ: «Гуляю. Город смотрю. Вы ведь за этим меня пригласили?»

Не прожив и месяца, собрался уезжать. Отстранился, когда Матильда хотела его поцеловать. Усмехнулся, когда она предложила ему остаться погостить, посмотреть Варшаву, «панна Мартина всё тебе покажет, всё расскажет, везде проведёт…»

Он всё уже посмотрел. Прогулялся по Краковским Предместьям – красивейшей улице Варшавы, с непривычно широкими тротуарами и мощённой китайским гранитом мостовой. Посидел на Шопеновской лавочке у дворца Радзивиллов. Побывал в Старом городе, где спустился к Висле по самой узкой улице – Каменным Сходкам, состоящим из ступенчатого прохода между домами. Полюбовался памятником Русалочке на набережной. Посетил розовый Костёл Божьей Матери Милосердной, где попросил чужого католического Бога за Арину, чтобы была счастлива с ним, с Колькой.

Перед входом в костёл стоял каменный медведь – по легенде, заколдованный молодой князь. Снять с него заклятие сможет лишь та, которая искренне полюбит окаменевшего юношу. Браварский, улучив момент, когда возле медведя не толпились туристы, погладил его по каменной шкуре. «Мы ведь с тобой прорвёмся, правда, миха? Прорвёмся и будем княжить! У нас всё получится». Медведь шевельнул каменной головой, прошептал в ответ: «Не знаю. Я уж сколько жду… С семнадцатого века, как костёл возвели. А она не приходит». – «Я её сюда привезу. Аринка тебя точно расколдует. Меня же расколдовала!»

Матильде он хотел сказать, что всё уже посмотрел, и неожиданно для самого себя брякнул:

– Я женат. Ну, почти женат. Обручён. Её зовут Арина. Арина Браварская.

Матильда стойко перенесла удар.

– Панне Арине дом наверняка понравится. В Бяла-Блота удивительно красивые места. Это родовое гнездо твоего… деда, – Матильда помедлила на последнем слове. Колька ухмыльнулся.

– У нас в Гринино тоже красивые места – глаз не оторвать. Озеро, лес, ягодники богатые, а на болотах клюква. Мать на ней водку настаивает, она по этому делу мастерица.