— Но их же наверняка защищают?

— Где ты найдешь адвоката, который возьмется защищать нищего парня, обвиненного в краже овцы?

— Корде не нищий.

— Но и не богач. Хороший удар, Бадд, хороший удар! Теперь бегите во всю прыть! — Его светлость поднес трубку ко рту. — Вся система, — произнес он между затяжками, — насквозь порочна. Приговаривают к виселице добрую сотню, а казнят всего дюжину, остальным приговор смягчают. Как добиться смягчения? Да проще простого, пусть сквайр, или священник, или его светлость подпишет прошение. Общество, то есть достойные люди вроде нас с тобой, изобрело способ держать под контролем простолюдинов, поставив их в зависимость от нашего милосердия. Сперва приговариваем их к смерти, потом даруем жизнь и за это ждем от них благодарности. Благодарности!

Лорд Александр не на шутку увлекся, сплетал и расплетал тонкие пальцы. Ему в голову пришла удачная мысль.

— Вот что, Райдер, мы с тобой сходим поглядеть на казнь.

— Нет!

— Это твой долг, мой милый. Раз уж ты стал чиновником государства-тирана, тебе следует знать, как по-скотски оно обходится с невинными душами. Напишу смотрителю Ньюгейта и попрошу, чтобы нам устроили приглашение на ближайшую казнь. Ага, заменили боулера. Кстати, в субботу я видел Элинор, — заявил лорд Александр с присущей ему бестактностью.

— Полагаю, она пребывала в хорошем самочувствии?

— Наверняка, хотя, боюсь, я забыл осведомиться. Впрочем, выглядела она прекрасно. Да, помнится, она спрашивала про тебя.

— Вот как?

— Я ответил, что ты наверняка в прекрасной форме. Мы столкнулись в Египетском зале. Элинор просила что-то тебе передать.

— Вот как? — У Сандмена дрогнуло сердце. — Что именно?

— Что именно? — Лорд Александр наморщил лоб. — Я забыл, Райдер, начисто забыл. Но графиня Эйвбери!

— А что ее светлость? — спросил Сандмен. Он знал, что пытаться заставить друга припомнить — безнадежное дело.

— Ее светлость! Ха-ха! Просто шлюха, — сказал лорд Александр, но вспомнил о своем духовном сане: — Несчастная женщина. Если кто и желал ее смерти, так, по-моему, муж. Бедняга, ему, верно, тяжело носить такие рога.

— Думаешь, ее убил граф?

— Они жили раздельно, Райдер, это ли не доказательство?

— Раздельно? — удивился Сандмен, поскольку готов был поклясться: он собственными ушами слышал от Корде, что портрет графини заказал муж. Но с какой стати ему это делать, если они живут раздельно? — Ты уверен?

— Знаю из самых что ни на есть первых рук. Кристофер, сын и наследник графа, — мой приятель. Мы в одно время учились в Оксфорде. Затем он отправился в Сорбонну. Убитая, естественно, была ему мачехой.

— Он с тобой про нее говорил?

— В этой семейке любовью и не пахло. Отец презирает сына и ненавидит жену, жене мерзок муж, а сын не терпит обоих. Должен заметить, что на примере графа и графини Эйвбери можно было бы защитить диссертацию о превратностях семейной жизни. О, отличный удар! Быстрей, быстрей!

— Корде утверждает, что портрет заказал граф, — сказал Сандмен. — Зачем ему это делать, если они живут раздельно?

— Об этом лучше спросить его самого, — ответил лорд Александр, — но мне лично кажется, что Эйвбери, хотя и ревновал, был по-прежнему увлечен ею. Она была известной красавицей, а он известный дурак. Кстати, я сомневаюсь, что смертельный удар нанес сам муж. Даже у Эйвбери хватило бы мозгов нанять кого-нибудь для этой грязной работы.

— Сын все еще в Париже?

— Нет, вернулся, мы с ним время от времени видимся.