– Начинай писать письма на телевидение, – посоветовал я.

– Да ну их! – отмахнулся Сидоров. – Слушай, Костик: я все‑таки про твои принципы...

– Слушаю.

– У меня вот тоже есть принцип. И я от него ни на шаг. Знаешь какой?

– Понятия не имею. Я думал, что ты совершенно беспринципный тип.

– Тип? Скажешь тоже... А принцип у меня такой – раз пообещал ящик пива, так неси! Понял? – И Сидоров захохотал так, что у «Форда» с перепугу зачихал мотор.

– Будет тебе ящик пива, – успокоил я Сидорова.

– Я просто волнуюсь – ведь если ты будешь вкалывать без бабок, то как же ты ящик пива купишь? Ты давай, Костик, что‑то меняй в своем деле...

– Я подумаю.

– А то иди к нам в автосервис. У нас как‑то все попроще. И при принципах, и при бабках. Как тебе моя идея?

– Хорошая идея. Только кто тебя будет отмазывать, когда ты в следующий раз проломишь череп чемпиону области по вольной борьбе?

– А я не люблю, когда у меня в конторе посторонние качки начинают выпендриваться, – признался Сидоров. – Но вообще ты прав – оставайся при своем деле. Как это у Пушкина – мамы всякие важны, мамы всякие нужны!

– Это не у Пушкина, – сказал я, притормаживая у ворот сидоровской станции автосервиса.

– Значит, у Лермонтова, – заявил Сидоров, выбираясь из «Форда». – Не забывай, у меня всего семь классов.

Глава 25

Прикинув в уме расстояние от автосервиса до клуба железнодорожников и до кафе «Босфор», я решил, что ближе будет наркоманский притон. И хотя свежего воздуха там было наверняка немного, заехать туда стоило – в разговоре с Фокиной Артур мог и пошутить. В своем стиле.

Проехав по улице мимо клуба железнодорожников, я убедился, что Кристи была права – снаружи клуб выглядел заброшенным, а парадная дверь была заколочена здоровенной доской. Я покружил по кварталу и в конце концов протиснулся по переулкам к клубу в тыл.

Я заглушил мотор и задумался. Когда‑то давно мне приходилось участвовать в операции по зачистке подвала, который облюбовали для ночлежки десятка три наркоманов. Воспоминания у меня остались тяжелые. Не столько из‑за стоявшей в том подвале вони, не столько из‑за дико визжавших и царапавшихся девчонок с глазами безумных старух, которых мы вытаскивали на свет и грузили в автобус. Не столько из‑за того, что в дальнем углу подвала я наткнулся на труп подростка лет пятнадцати. В тот день один из моих друзей в суматохе получил удар ножом в шею. Лезвие рассекло артерию, и все, кто стоял поблизости, были забрызганы его кровью. Он умер, едва я вытащил его из подвала.

Не то чтобы я с тех пор ненавидел наркоманов. Ненавидеть целые категории людей – по меньшей мере глупо. Просто я никогда не забывал это ощущение – слабеющий пульс своего умирающего друга. Неизвестно где сейчас пребывающий Коля Фокин как‑то сказал своей подруге, сероглазой Кристи: «Я хочу расширить сознание». Что ж, это так. Наркотики расширяют сознание. Просто некоторые люди расширяют свое сознание настолько, что выходят за рамки человеческого и больше никогда туда не возвращаются. Я опасался, что встречу в клубе железнодорожников именно таких людей.

Поэтому я основательно экипировался. Я положил в карман брюк электрошокер. Я надел наплечную кобуру, засунул туда «беретту», предварительно вставив обойму. Сверху я надел спортивную куртку. Кобура выпирала под мышкой, но я думал, что в клубе будет темно и мое вооружение не будет бросаться в глаза.

А чтобы самому все вовремя замечать, я взял фонарик.