Изменить размер шрифта - +

Что за победа? Номер один… Значит, будет и номер два?.. Чудно!

В таких загадочных случаях я привык отмалчиваться, приглядываться, выгадывать время. Молчу. Жду. Присматриваюсь… Готовлюсь защищаться. С какой стороны будет нападение?

Лихорадочно силюсь вспомнить, что я натворил перед тем, как попал сюда.

Постепенно, шаг за шагом возвращаюсь назад, во вчерашнее. Ахметка… международный вагон, окутанный сиреневыми сумерками… Кровавая драка на снегу, под черной елкой…

Наверное, Ахметка все-таки выжил, собака, накапал на меня, и теперь мне одному надо расплачиваться за все наши делишки.

Вот и разыскал бронепоезд!

Молчу.

Человек тоже, видно, не дурак, не спешит показать свое нутро. Спрашивает:

— Где болит у тебя, парень?

Что он, доктор? Не похож.

Нигде ничего не болит у меня, легкость во всем теле, хочется жрать, пить, но я на всякий случай говорю тоненьким жалобным голоском:

— Больно голову поднимать. И ноги… Везде больно.

— А тут? — Человек прикладывает руку к моей груди, и на губах его усмешка. — Тут как… темная ночь или…

На что он намекает? Понятно! На Ахметку, на ночной экспресс.

Я делаю вид, что ничего не понимаю, говорю;

— И в грудях хрипит. Воды!

Он наливает из графина воды в стакан.

Какая она прозрачная! Я выпиваю. Жмурюсь. Молчу.

Человек не уходит. И не собирается, кажется. Садится ко мне на кровать, берет мою руку. Я открываю глаза, настороженно жду.

На человеке кожаная куртка, такая пахучая, сияющая, будто она в солнечной пене выкупана.

Он держит мою руку в своей, смотрит на меня, молчит, думает о чем-то. Губы у него тонкие, крепко сжаты. По обе стороны рта глубоко прорезаны ложбинки. Нос твердый, как птичий клюв. Кожа на острых скулах барабанно натянута, вот-вот лопнет. Усы подстрижены, а брови лохматые, густые. Лоб огромный, крутой, без единой морщинки, весь в солнечных зайчиках, как зеркало. Такой лоб был у Гарбуза. Голова тяжелая, круглая, гордо вскинута. G боков и на затылке она выстрижена, а спереди чернеет ежастой шкурой.

Смотрю на него и никак не пойму, сердит он или ласков, враг мне или друг, с добром пришел или с камнем за пазухой?

Загадочный человек спрашивает:

— Сколько лет тебе, парень?

Я приблизительно знаю, сколько мне лет, за точность не ручаюсь, но ошибусь не больше чем на год. Однако я не считаю нужным говорить правду. Отвечаю:

— Давнешний я.

У ежастого человека губы собираются в куриную гузку, лохматые брови летят на лоб, по всему лицу, такому сердитому минуту назад, рассыпаются, брызжут во все стороны веселые смешные морщинки. Не выдержав, он прыскает смехом. Смеется так, что уши наливаются кровью. Смеется неудержимо, будто марафета нанюхался больше чем надо. Чудак, чего он хохочет?

— Как ты сказал, парень? Ну-ка, повтори!

Я молчу, хмурюсь, а он хохочет.

— Давнейший?.. Здорово! В этом, брат, вся твоя суть. Да!

Какая суть? Неужели я проговорился?..

Неожиданно веселые морщинки разом исчезают с лица загадочного человека. Глаза сердито, пытливо светятся под лохматыми дремучими бровями. Губы шевелятся строго, каменно:

— Ну, раз ты давнешний, значит, не знаешь всех сегодняшних свежих новостей. Не знаешь, да?

Молчу, выжидаю. Ох, и хитрюга же он, мой следователь! Широкие петли разбрасывает вокруг. Одну за другой, хочет захлестнуть. Дудки, не выйдет!

— Знаешь ты, парень, что на нашей земле уже не давнешние порядки?

Молчу.

— Слыхал ты, что мы всем ворюгам-банкирам, капиталистам-заводчикам, помещикам, дворянам и князьям дали по шее и вытолкали под зад коленкой?

Молчу.

Быстрый переход