Дурак. Еще какой – пуля навылет пробила. Значит, неверно я вспомнил, как шелковая защита делается. Может, у самого изобретателя заказать? Как там его, «галицийский Эдисон»? Вот пусть репортеры узнают, кто да что.

Распахнул дверь сарая – мать моя женщина! Вся община навстречу, глаза по пять копеек, у Лохтиной с два блюдца.

– Чего всполошились?

– Живой! Живой, батюшка! Слава богу!

– Что мне сделается? А ну, все по работам!

– Григорий Ефимович! Гриша! – подруга бросилась на грудь – Мы ж думали такое тебе видение тяжелое было, что ты самоубиваться пошел!

С темы видения и стрельбы общинников надо было срочно переключать. Иначе тут массовый психоз начнется.

– Не мельтеши. Веди давай, покажи, что с играми.

Художник первые картинки доработал, потому как для клише требования другие. Сделал два варианта, для черно-белой и цветной печати, но меня от цветного отговаривали – и дороже, и качество выходит так себе, все равно до технологий лака и ламинации нам еще далеко. Так что вместо цветов пока штриховка – пунктирная, сетчатая, косая и так далее. И в правилах написали, что желающие могут раскрасить сами, рекомендованные цвета такие-то.

Так что завтра в печать, а моим останется только коробочки клеить да фишки точить. Артель для умственно отсталых, ей-богу.

* * *

Начался Рождественский пост, Александра Федоровна вдруг резко впала в православный мистицизм. Надела черное платье, зачастила в церковь. Фрейлины тоже преобразились – синие и серые тона, платки на головах. Прямо не узнать. Все игры, развлечения были под запретом – дети учились и тоже не вылезали из Воскресенского храма.

Николай же… укатил стрелять зубров на Царскосельскую дачу!

И тут Аликс совсем заскучала. Стала требовать меня во дворец каждый день, просила рассказывать, как я «обратил разбойника» (Герарди растрепал) и вообще не отпускала от себя ни на минуту.

…- И что же там дальше?

– …Он был облачен в одежду, обагренную кровью – зачитывал я Откровения Иоанна Богослова – …Он пасет народы жезлом железным; Он топчет точило вина ярости и гнева Вседержителя.

– Боже помилуй! – царица перекрестилась. За ней перекрестилась вся свита.

– Дальше, дальше!

– Кто поклоняется Зверю и образу его – тот будет пить вино ярости Божией, вино цельное – продолжал я цитировать Библию – приготовленное в чаше гнева его, и будет мучим в огне и сере святыми Ангелами.

На последней фразе я добавил угрозы в голосе.

– Да, да, чаша гнева, чаша сия ждет нас всех – кивала царица, перебирая платок – Как отмолить, Гришенька? Посоветуй, научи!

– Об том будет отдельное видение – поднял нравоучительно я палец – Бог не оставит своих верных, узнаем скоро как отмолить кровь то, да злодеяния.

Я многозначительно замолчал, царица побледнела. Фрейлины испуганно на меня посмотрели, зашептались.

– Мне надо помолиться за вас матушка, за деток ваших – я поднялся, отложил Библию. Даже не спрашивая разрешения, покинул покои царицы.

Вслед за мной точно также, не спросивши, вышла Анечка Танеева – любимая фрейлина Александры Федоровны. Пухленькая, но пока еще стройная, миловидная девушка лет двадцати с лишним. Через год или полтора она обвенчается с морским офицером Александром Вырубовым, брак их долго не просуществует – почти до самой смерти Аликс Аня будет вместе с царицей. В железнодорожной катастрофе она получит тяжелые увечья, после Февральской революции ее неоднократно будут арестовывать, допрашивать, держать в тюрьме по-долгу.