|
Под этим красовались белые кружева, не до конца прикрывавшие почерневшие сосуды на горле. Над глазами виднелась копна вьющихся золотистых волос. Более чем определенно — это не тело Святого Танкреда. Я убрала фонарь, вытащила голову из щели и медленно повернулась к викарию. — Полагаю, мы нашли мистера Колликута, — объявила я. 4 Разумеется, я узнала его по волосам. Сколько воскресных дней я наблюдала, как Фели скачет галопом по проходу, чтобы занять место на скамье в первом ряду, откуда у нее будет возможность в полной мере любоваться золотистыми локонами мистера Колликута. Восседающий на органной скамье в белом стихаре, с головой, озаренной светом утреннего солнца, проливающимся сквозь витражное стекло, он часто казался ожившим херувимом Боттичелли. И он знал об этом. Я вспомнила, как он встряхивал головой и пробегал всеми десятью пальцами по золотистым локонам, перед тем как наброситься на клавиши и взять вступительный аккорд псалма. Фели однажды сказала мне, что мистер Колликут напоминает ей Франца Листа. Говорят, сказала она, в сувенирных шкатулках недавно умерших старых леди еще находили окурки сигар, которые курил в прошлом столетии Франц Лист. Я собиралась было провести обыск среди вещей Фели, чтобы проверить, не хранит ли она тайно пробковые кончики «Крейвен-Эй»[9] мистера Колликута, но эта идея ускользнула из моей памяти. Все это пролетело в моей голове, пока я ждала, когда мужчины расширят расщелину и подтвердят мое открытие. Не то чтобы я не была шокирована, разумеется. Умер ли мистер Колликут от того, что я загибала пальцы, считая трупы? Стал ли он жертвой некоей мрачной и неожиданной магии? Прекрати немедленно, Флавия! — одернула я себя. — Этот человек явно был мертв задолго до того, как ты искушала судьбу подсунуть тебе еще один труп. Тем не менее, он мертв. Чего тут ходить вокруг да около. В то время как часть меня хотела расплакаться из-за гибели золотоволосого прекрасного принца Фели, другая моя часть — часть, которую я не до конца понимала, — жадно пробуждалась от глубокого сна. Меня разрывали на части отвращение и удовольствие — все равно что пробовать одновременно уксус и сахар. Но удовольствие в таких случаях всегда побеждает. Одной левой. Скрытая часть меня пробуждалась к жизни. Тем временем рабочие принесли кучу прочных досок, чтобы с их помощью выдвинуть тяжелый камень, а также использовать их как пандус, по которому камень можно перетащить на пол. — Легче, легче, — командовал мистер Гаскинс. — Мы же не хотим его раздавить, верно? В компании трупа мистер Гаскинс чувствовал себя как дома. Наконец, после продолжительного скрипа и пары проклятий, камень убрали и внутренности склепа стали доступны взгляду. В дрожащем свете противогаз, надетый на лицо трупа, жутко поблескивал, как умеет только мокрая резина. — О боже! — произнес викарий. — О боже. Лучше мне позвонить констеблю Линнету. — Не особенно срочное дело, я бы сказал, — заметил мистер Гаскинс, — судя по его запаху. Слова грубые, но верные. Я в точности знала по своим собственным химическим исследованиям о процессе, происходящем, когда человеческое тело после смерти переваривает само себя, и мистер Колликут далеко зашел по этому пути. Томми и Норман уже достали носовые платки и прижали их к носам. — Но перед тем, как я это сделаю, — продолжил викарий, — я прошу всех вас присоединиться ко мне в короткой молитве об этом очень — очень… эээ… несчастливом человеке. Мы склонили головы. — О Господь, прими душу верного раба твоего, которого постигло ужасное несчастье в странном месте. |
