2

Директор поймал его в столовой, где Бондарев сосредоточенно пытался разрезать бифштекс на десять одинаковых частей.

– Собственная техника управления гневом? – спросил Директор, присев напротив.

– Ага, – буркнул Бондарев.

– Помогает?

– Нет.

– Слушай, – Директор положил голову на ладонь и мягко улыбнулся, будто у них намечались задушевные посиделки с участием солёных огурчиков, половинки «Бородинского» и холодной поллитры. – Тебе в таком виде нельзя отправляться на закупку оружия.

– Я переоденусь, – сказал Бондарев.

– Дело не в одежде, а в твоей физиономии.

– Я побреюсь.

– У тебя физиономия усталого, разочарованного и злого человека. С такими типами не ведут серьёзных дел.

– Вы же знаете, почему я усталый, почему я разочарованный, почему я злой. – Бондарев яростно тряхнул бутылку с кетчупом, и расчленённый бифштекс с верхом накрыла густая красная масса. Словно вулканическая лава. Или словно кровь.

– Только не начинай заново эту песню про Дюка, – попросил Директор. – Его нет.

– Как это?

– Для тебя он сейчас не должен существовать. У тебя другое задание, и Дюк – даже если мы предположим, что он кого‑то кому‑то продал, – не имеет к этому заданию никакого отношения. Забудь. Выспись. Набери пару килограммов веса. У тебя должна быть не вот эта озабоченная морда неугомонного мстителя, а холёная, упитанная физиономия самоуверенного, обеспеченного, удачливого коммерсанта. Раньше у тебя это получалось. Кстати, я никак не пойму, почему ты проторчал две недели на Средиземном море и вернулся бледный, как не знаю что. Нервы? Спишь плохо?

– Плохо, – согласился Бондарев.

– Кошмары?

– Вроде того.

– Воробей, что ли, снится?

– Слава богу, нет, – сказал Бондарев. Его кошмары были довольно оригинального свойства, и Бондарев сомневался, стоит ли кому‑то о них рассказывать. Потому что далеко не все смогли бы понять глубинный ужас этих снов.

3

Было так. Когда Бондарев перебрался в Москву и стал сотрудником «Московского отделения международного комитета по междисциплинарному прогнозированию» (он же «Научный институт агрохимических исследований»), он прыгнул в работу как в бассейн с десятиметровой вышки – ушёл с головой и не скоро выбрался на поверхность.

Когда он всё‑таки вынырнул, отдышался и осмотрелся, то вспомнил, что все старые знакомства, все родственные связи для него как бритвой отрезаны. Он был один в большом городе, у него была классная и очень важная работа, но у человека что‑то должно быть и кроме работы. Так поначалу думал Бондарев, а затем естественный ход вещей подтолкнул его к мысли – зачем? Зачем нужно это «что‑то кроме»? Чтобы приятно проводить свободное время? Но у него были классные парни с работы – Лапшин, Воробей, другие… С ними было здорово и на работе, и за городом на шашлыках, и на стадионе, и где бы то ни было. Для секса? Но всегда были лёгкие на подъем девчонки, с которыми даже не нужно было знакомиться – наутро Бондареву не было дела до них, а им не было дела до Бондарева. Для душевной теплоты? Хм‑м… Во‑первых, ощущения теплоты в душе можно было достигнуть и парой рюмок коньяка. Во‑вторых, для подлинной душевной теплоты следовало к кому‑то накрепко привязаться. «Допустим», – подумал Бондарев и на всякий случай, ещё не имея никого на примете, осторожно проконсультировался у Директора.