– О боже, – причитала она сквозь смех. – Я к такому не готова. Сейчас крыша поедет. Я не готова. Ты думаешь, меня тут ненавидят? Думаешь, все меня тайком ненавидят, но просто ничего не говорят? Ты б мне сказала, если б ненавидела?

– Да перестань, – успокаивали парни, поглаживая ей руки и плечи. – Кто ж тебя такую может ненавидеть?

Раньше я думала, что такие проделки – просто уловка для привлечения внимания, но она так же вела себя и со мной наедине. И тут вдруг на нее находит эдакая уязвимость. Голос начинает дрожать, словно от подкатывающих слез, или же она думает поведать секрет, который раньше тщательно скрывала. Зрелище не из простых.

В этом есть какая то отрешенная отчаянность, и я даже не знаю, что меня настораживает больше – то, что она достаточно искусна в своих манипуляциях и сейчас может что нибудь выкинуть, или же все, что она собирается сказать, может оказаться правдой.

Несмотря на буханье музыки внизу и басовые вибрации, бар кажется вымершим, что вообще то объяснимо: сегодня вечер среды. Двое робких ухажеров пробуют всучить Афине свои телефонные номерки, но она отмахивается. В этом заведении мы единственные женщины. На террасе царит тишина, вызывающая клаустрофобию, и это нервирует, так что мы дружно допиваем свои напитки и уходим. Я с некоторым облегчением думаю, что на этом у нас всё, но тут Афина начинает зазывать меня к себе домой, недалеко от Дюпон Сёркл, всего несколько минут на такси.

– Ну давай, – наседает она. – У меня дома есть потрясный вискарик, именно для такого случая, и ты должна зайти его попробовать.

Я утомлена и веселье как то подувяло (ревность усиливается, когда ты пьяна), но на жилье Афины мне взглянуть любопытно, и я соглашаюсь.

Очень, очень недурственно. Я знала, что Афина вполне «упакована» по деньгам (гонорары за бестселлеры – это вам не жук чихнул), но не представляла насколько , пока мы не переступили порог ее квартиры на девятом этаже. Две комнаты, в которых она обитает в приятном одиночестве, – одна для сна, другая для писательства, – обе с высокими потолками, лощеным паркетом, окнами от пола в потолок и уходящим за угол балконом. Дизайн в том вездесущем, распиаренном в каталогах стиле, где сквозь напускной минимализм проблескивает роскошь: изящная дорогущая мебель, экстравагантные книжные полки и безукоризненные однотонные ковры. Растения и те смотрятся дорого, а под калатеями пошипывает увлажнитель воздуха.

– Ну что, виски? Или что нибудь полегче? – Афина указывает на мини бар (подумать только, у нее гребаный мини бар!). – Может, рислинг? Или вот этот чудесный совиньон, если только душа не просит красного…

– Вискарь, – отрезаю я, чувствуя единственный способ пережить остаток этой ночи: напиться как можно крепче.

– Чистый, со льдом, или по старинке?

Я понятия не имею, что это и как.

– М м м… Давай как себе.

– Значит, по старинке.

Она уныривает на кухню.

Слышно, как там открываются створки шкафов, позвякивает посуда. Кто бы знал, что старинка оборачивается такими хлопотами?

– У меня здесь прекрасный «Уислпиг» восемнадцатилетней выдержки, – воркует Афина. – Мягонький, шелковистый, будто ириски с черным перцем, ты оценишь.

– Кто б сомневался, – отзываюсь я. – Вкусно уже на звук.

Афина что то не торопится, а мне не мешало бы в туалет, и я брожу по гостиной в поисках санузла. Интересно, что меня встретит там. Может быть, супер пупер ароматизер. Или корзинка с нефритовыми фаллосами.

Дверь в кабинет распахнута. Я знаю, там ее святилище, и не могу удержаться, чтобы туда не заглянуть. Картинку я сразу узнаю по знаменитым постам Афины в Instagram  – сама она называет это место своим «храмом творчества».