– А она когда‑нибудь говорила, что хочет убежать из дому?

– Только не мне. Во всяком случае я такого не помню. А ты, Иэн?

– Нет. Она всегда жаловалась на эту старую корову, а больше ничего. Да у нее не хватит духу на то, чтобы сделать ноги из дома. Если бы я шерстил всех, то в первую очередь занялся бы мачехой.

– Шерстил кого и для чего?

– Как для чего? Если вы думаете, что кто‑то сделал что‑то с Лиан…

– Ну да… А что за мысль воодушевила вас, перед тем как вы вышли из паба «Олд шип»?

– Не понимаю, о чем вы… – ответил Иэн.

– Ладно, колись. Вы казались взбудораженными каким‑то предложением. Каким? Лиан участвовала в этом?

– Мы говорили о том, что наведаемся в бар «Нан», но Лиан знала, что не сможет пойти с нами.

– Только и всего?

– А что еще‑то?

– И она случайно не намекнула, что не пойдет прямо домой?

– Нет.

– А что убежит из дому, чтобы проучить мачеху?

– Мне – нет. Но от этой суки любой сбежит…

– Ну и ну! Язык у тебя… Ты, видно, слушаешь только хип‑хоп, Иэн, – сказал Бэнкс, вставая со стула и направляясь к выходу.

Он заметил, что Сара выглядит расстроенной и даже немного испуганной. Надо бы этим воспользоваться, подумал он, и поскорее.

– Я просто устала от своей квартиры, хотелось сменить обстановку, – сказала Джанет Тейлор. – Извините, что заставила вас проехать чуть не половину Йоркшира.

– Все хорошо, – с улыбкой успокоила ее Энни. – Я живу не очень далеко отсюда, к тому же мне здесь нравится.

«Здесь» означало старый паб, стоящий на краю вересковой пустоши над долиной Уэнслидейл, недалеко от коттеджа Бэнкса, хотя и не фешенебельный, но известный своими воскресными обедами. Джанет позвонила ей утром чуть позже десяти; Энни еще была в постели и дремала, стараясь восполнить недосып ночи, проведенной с Бэнксом. Их разговор ее взбудоражил, она уснула только под утро – разговоры о детях всегда были ей неприятны.

Отношения с Бэнксом нередко заставляли ее нервничать. Его откровения пробуждали воспоминания о собственном прошлом, напоминали об умерших, казалось бы, чувствах, причем когда ей этого совсем не хотелось. Это была та самая ложка дегтя в их отношениях, о которой она никак не могла решиться сказать ему. Она подумала, что впредь не будет поддерживать подобные разговоры и постарается не принимать их всерьез.

А сейчас – обед на свежем воздухе, как раз то, что надо. Сидя за столиком, Джанет и Энни смотрели на покрытые сочной зеленью пастбища, разделенные на участки невысокими каменными стенами, на овец, издававших испуганное блеяние, когда мимо них проходили люди. Ниже, на дне долины, текла река, по берегам виднелись коттеджи, окруженные садами; яркое полуденное солнце освещало церковь из серого известняка. Энни разглядела далекие силуэты четырех людей, двигающихся по гребню высокого утеса над долиной. Господи, как хорошо было бы оказаться там, в полном одиночестве и свободной от всех мирских забот.

Несмотря на перемену обстановки, лицо Джанет не покидало выражение тревоги и растерянности. Нервным движением она то и дело откидывала со лба челку, которая немедленно падала обратно, закрывая усталые карие глаза. Она была неестественно бледна; чтобы вернуть ей здоровый румянец, подумала Энни, обедом на свежем воздухе не обойдешься.

Джанет отхлебнула уже от второй пинты пива с лаймовым соком, и Энни тоже решила выпить – когда еще она тронется в обратный путь! Перед ней стояла полупинтовая кружка горького, может, осилит и вторую, а после обеда выпьет крепкий кофе.