— В том самом! — улыбаюсь ещё шире.

Но Дамиен словно окаменел. У него явно пропал настрой.

Виснет неловкая пауза, и мне уже не хочется улыбаться.

— Тебе же девятнадцать, так? — уточняет.

— Так.

— И как ты умудрилась…

— Девятнадцать — не девяносто, Дамиен! — резко отталкиваю его и вскакиваю с постели.

Он лежит какое-то время, застыв в одной позе, пытаясь, очевидно, сообразить адекватный ответ, но как только моя рука ложится на дверную ручку, Дамиен в одно мгновение оказывается рядом, хватает за талию, и уже через секунду я возвращена на место. Его руки сжимают меня так крепко, что я не могу дышать:

— Пусти! Задушишь! — шиплю на него.

— Тогда не нервируй меня! — заявляет.

Мы молчим, но эта тишина ни для одного из нас не кажется дискомфортной. Наверное, потому что мы слишком плотно вжаты друг в друга.

Обдумав свои мысли, Дамиен аккуратно разворачивает меня лицом к себе и сообщает своё решение:

— Я не могу сегодня! Это не так просто… — зависает на мгновение и выдыхает, — быть с невинной девушкой! — скалится.

Спустя секунду уточняет с улыбкой:

— Девственницей!

— И что? Это как секс с гуманоидом? У нас физиология другая или анатомия?

Лучший ответ разъярённой мне — это поцелуй в губы, и Дамиен это уже давно понял. Он целует долго, с чувством, так же, как и всегда сладко, но всё же иначе. По особенному. Так, словно во мне вдруг обнаружилась хрупкость, о которой не знали раньше.

— Это большая ответственность — быть первым! — улыбается как пришибленный.

Я бы сказала, что у меня отвисла челюсть от этого заявления, но главный шок был ещё впереди:

— А для меня это будет важно вдвойне: потому что я хочу быть первым и последним!

Глава 42. Роковая запись, или Самый край обрыва

Дамиен

В то утро она пошутила. Шутка, которую не назовёшь неудачной. Шутка, которая открыла мои глаза на фундаментальную проблему.

Ева взбирается на меня верхом, в её глазах азарт, голод, тысячи откровенных намерений. Губы разминают одна другую, язык облизывает верхнюю в таком растянуто-ожидающем действе, что мой пах отзывается болью. Вряд ли она намеренно соблазняет меня, скорее, это неосознанный жест отчаянной девчонки, вдохновлённой витриной в лавке итальянского мороженщика.

— Ты смотришь на меня так, будто сейчас съешь! — признаюсь.

— Кажется, я чувствую себя так, словно вот-вот тебя съем! — соглашается.

— Приятного аппетита!

— Спасибо. Взаимно!

Спустя время добавляет:

— Надеюсь, происходящее не часть продуманной особо изощрённой игры, и ты не метишь добыть простынь после нашего первого секса, чтобы выиграть пари века?

Шутка больно резанула, и я ответил первое, что пришло в голову:

— Ты слишком много читаешь трэшевой литературы, Ева. Не будь такой подозрительной.

— Да? — странно проникает в меня взглядом, будто под кожу лезет.

— Да, — отвечаю, а сам чувствую, как леденеют руки, лежащие на её талии.

Холод от них расползается по телу и доходит до мозга: она не доверяет. Принимает правила игры, пока сам процесс ей интересен. Что будет, когда он иссякнет?

Меня распирает внезапно острое желание скинуть её с себя, но я не решаюсь. Боюсь! С ужасом взвешиваю последствия: Ева не Мелания, ей нельзя говорить, что вздумается — каждый взгляд, вздох, фраза под строжайшим контролем.