Открытие: я никогда, за всё время ни разу не приближался к этому окну и не любовался VIP-видом. В этой комнате, в этом доме меня всегда интересовали и занимали совсем иные, куда более интересные вещи. И на них я уповаю теперь, зажимая руками развороченную в груди рану.

Мел подходит незаметно, обнимает сзади, ласково поглаживая ладонями, растопырив пальцы, сжимая ими мои мышцы, массируя, как кошка, демонстрируя свой интерес.

— Твой кофе готов, Дам, — сообщает.

Её голос так мягок, что в него хочется обернуться и забыться вечным сном. Но меня что-то удерживает. Нечто, не поддающееся логике и осмыслению. Я — окаменелость, на веки застывший отпечаток того, что ещё вчера казалось прекрасным.

Мел всегда понимала меня, всегда находила правильные слова для моих пертурбаций. Она не раз вправляла на место мои мозги, задавая мирное русло опасному горному потоку.

(Halsey — Sorry)

— Все ошибаются, Дамиен. Хуже всего, конечно, когда это происходит с теми людьми, кому доверял. Но ты переживёшь, ты — Дамиен Блэйд.

— Я Адам Дамиен Блэйд.

— Что?

— Моё первое имя — Адам.

Мне не нужно видеть её лицо, чтобы знать, что на нём. Но оно — наименьшая из всех моих забот в данный момент.

Жду, что она уберёт руки, но, несмотря на боль, сочащуюся из её ладоней, они на месте.

Мне больно, и я хочу, чтобы больно было всем вокруг. Хочу причинять боль. Очень много невыносимой боли:

— Я не люблю тебя, Мел. Никогда не любил. И ненавижу то, как ты произносишь моё имя.

Она замирает, но спустя мгновение прижимается плотнее, пряча лицо между моих лопаток. Я чувствую жар её дыхания — оно бывает таким, только когда она плачет. И сейчас её рыдания бесшумны, она плачет так, как плачут люди, агонизирующие в самой большой своей душевной боли.

Лучше ли мне? Нет, не лучше.

Мы всё так же стоим у окна, мои руки в карманах, её — обнимают мою грудь, сжимая. А по асфальту стелется ленивый дождь. Чёртов извечный Ванкуверский дождь.

Я слышу глубокий дрожащий вдох и вопрос:

— Как мне тебя называть?

Никак.

— Как она тебя называла?

Называла? Мел права, всё в прошлом, но как же, чёрт возьми, больно…

Боль! Боль, боль, боль…

Я знаю, она хочет как лучше, пытается исправить то, что так меня разворотило, но даже не представляет, что ранит ещё сильнее.

Ева… Что ты сделала со мной, Ева?

С нами?

Господи, как же мне это пережить… Как?

Руки не выдерживают заточения в карманах и уже зажимают лицо, пытаясь сдержать эмоции, запихнуть их обратно, хотя мне плевать, мне плевать, мне плевать…

Мел отдирает их от моего лица и, заглядывая в глаза, силится вдохнуть в пустоту жизнь:

— Я не желаю тебе, Дамиен, когда-нибудь узнать, как тяжело и унизительно стоять вот так, как сейчас я стою, ментально на коленях перед человеком, который не пожалел жестокости и выплеснул в лицо то, что было и так известно. Но я всё ещё здесь, и знаешь почему? Потому что это именно то, что делает с нами любовь — подчиняет, делает рабами, безвольными больными существами. И я всегда буду рядом с тобой, чтобы ни случилось, что бы ни произошло, как сильно бы ты не упал, Дамиен. Моё плечо всегда есть, всегда на месте, чтобы ТЫ мог опереться, Дамиен!

Любой мужчина мечтает услышать такие слова от женщины. Они как бальзам, обезболивающий душу.

Только моя проблема в том, что женщина — не та.

Глава 44. Beautiful hell

Её губы, целующие мои, безвкусны, тело бесцветно, ладони, ласкающие мою грудь, плечи, руки, не дарят тепла, она больше не пахнет сексом, женщиной, в которой я хотел бы раствориться.