— Ева…

— Да?

— Я не хотел оскорблять тебя… и твою мать тоже. Я так не думаю, не считаю ни тебя, ни её… Прости!

— Прощаю…

Не успеваю опомниться, как оказываюсь в крепких руках, проплываю свою комнату, лестницу наверх, попадаю в просторную мансарду и приземляюсь на его огромный икеевский матрас.

Дамиен стягивает с меня мокрый халат, оставляя в трусах и майке, и укрывает своим серым пушистым одеялом. Моё сердце замирает, мозг лихорадочно обдумывает варианты, отвергая подозрения и призывы разума. А Дамиен, тем временем, скидывает свои, почти насквозь промокшие, штаны, и, совершенно не стесняясь тёмно-синих боксеров, залезает ко мне, укладывается рядом, прижавшись всем телом.

Мы, две ледышки, обнимаем друг друга всем, чем можно обнять, и замираем, стараясь согреться. Я чувствую губы на своём виске, тёплое дыхание, удары сердца под моей ладонью. Слышу бесконечный ванкуверский дождь за окном, который неугомонно шепчет нам обоим:

«Спешите! Спешите! Спешите! Любите, любите, любите! Пока молоды, пока можете…»

Я поднимаю голову, чтобы взглянуть на притихшего Дамиена, и вижу, как плотно сжаты его веки, как расслабленно приоткрыты губы — он спит. Именинник погрузился в сон в полном безмятежном спокойствии и доверии. Вчера ему исполнилось только девятнадцать лет…

Кладу голову на его плечо, закрываю глаза, и мягко проваливаюсь вслед за ним, смутно слыша размеренное биение наших наивных сердец.

Глава 31. Конфеты и букеты

Первое «наше» воскресенье началось в двенадцать часов дня. Мы просто спустились на кухню, и каждый занял себя очень-очень важным делом.

Сидим у барной стойки друг напротив друга, теперь уже ощущая неловкость и отводя взгляды всякий раз, как они сталкиваются. Если бы не почти постоянная улыбка Дамиена, я бы подумала, что он УЖЕ жалеет о прошлой ночи. Хотя, что о ней жалеть? Ничего ведь не было! Ну, кроме, разве что, поцелуев и мертвецкого сна в объятиях друг друга. Странная вещь: я впервые провела ночь в постели мужчины, должна была бы переживать, нервничать, дёргаться, да хотя бы заснуть с трудом! Но ничего этого не случилось, моя голова и все прилегающие части тела провалились в сон и очнулись только утром, умирая от жары — вокруг меня было очень много горячего и даже жаркого Дамиена.

— Тебе кофе или чай? — спрашиваю.

— Чай, — улыбается. — С лимоном.

— Конечно…

Куда же он без лимона.

— Тебе тосты намазать маслом? — допытывается всё с той же улыбкой.

— Да, наверное…

Я никогда ни в чём не уверена.

— Тост, сливочное масло и кусочек солёной сёмги… — комментирует свои действия, — это очень вкусно! Это почти тапас!

— Почему почти? — спрашиваю, только чтобы поддержать разговор и не молчать.

— Потому что в тапасе было бы оливковое, но со сливочным куда как вкуснее!

Дамиен просто отвечает на мой вопрос, и я не чувствую в нём напряжения, сквозящего ожидания «а что же дальше?», как у меня.

Да, с самого того момента, как я разлепила свои глаза часов в десять, мой мозг не прекращал попытки проанализировать произошедшее и понять, в чём подвох. Ну, должен же он быть!

Он должен был быть…

Но проснулся Дамиен, заглянул в глаза, и все теории рассыпались. Потом были его губы: нежно, кротко, словно не решаясь, на щеке, затем, уже смелее, у виска, и совсем отважно на мои губах — с чувством, нежностью и даже небольшим напором.