А на этом камне была выбита голова какого-то звероподобного существа. На голове у существа не было ушей, а лицо (или скорее морда) было чуть вытянуто вперед.
— Кто это? — спросил Глеб у дяди, разглядывая таинственного монстра.
— Это? — Дядя улыбнулся. — Возможно, ангел.
— Он не похож на ангела, — усомнился Глеб.
— А ты видел ангела?
Глеб покачал головой:
— Нет.
— То-то же, — сказал дядя и продолжил работу.
— Зачем тебя это, дядь Борь? — спросил тогда Глеб.
— Люди вложили в это изображение душу и талант, — ответил дядя. — И свои представления о загробном мире. Если угодно — это визуальная метафизика. А значит — особый род искусства.
— И много у тебя таких картинок?
— Много. Сто сорок штук. Когда их будет двести — я попробую сделать книгу.
— И кому будет интересна такая книга? — скептически уточнил Глеб.
Дядя улыбнулся и ответил:
— Вероятно, таким чудакам, как я.
И сейчас, тридцать лет спустя, Глеб подумал, глядя на бледное лицо дяди: «Что ж, теперь ты и сам станешь частью этого «особого искусства».
— Можно закрывать? — тихо спросил у Глеба кто-то.
— Да, — машинально ответил он.
Какие-то мужчины накрыли дядю красной крышкой, а затем, включив шуруповерты, с отвратительным и неуместным жужжанием прикрутили крышку к гробу.
…Окончательно все закончилось минут через пятнадцать. Глеб стер с рук платком налипшую грязь (пришлось бросить в могилу пригоршню земли), протолкался сквозь толпу и торопливо двинулся прочь от холмика, заваленного пластиковыми венками.
— Молодой человек! — окликнул его кто-то.
Глеб остановился и обернулся. Это была пожилая дама в старомодной шляпке с вуалью. Пожилой седовласый мужчина в алюминиевых очках, одетый в темный костюм и белую рубашку, поддерживал ее за локоть.
— Вы ведь придете на поминки? — спросила дама.
Глеб замешкался с ответом, и пожилая дама твердо и не без упрека в голосе проговорила:
— Вы должны прийти. Таковы правила. Поминки будут в кафе «Ромашка». Это рядом с домом вашего дяди.
Глеб растерянно кивнул, повернулся и быстро зашагал прочь, унося в душе тягостное чувство пугающей противоестественности всего происходящего.
Лишь забравшись в машину и захлопнув за собой дверцу, Корсак почувствовал небольшое облегчение.
Пожилая дама, с которой Глеб беседовал на кладбище, оказалась рядом с ним и на поминках. Корсак сидел от нее по левую сторону, а по правую — тот самый пожилой джентльмен, который держал ее за локоток на кладбище.
На этот раз дама подняла вуаль на шляпке, и Глеб, искоса ее разглядывая, отметил, что на морщинистом лице дамы остались некоторые признаки настоящей благородной красоты. Должно быть, когда-то она была сногсшибательно красива, подумал Глеб.
Кто-то из гостей поднялся и предложил всем сказать несколько слов о почившем. Желающие тут же нашлись. Все это были люди пожилые, невзрачные, и Глебу они казались на одно лицо. Говорили о том, что почивший был хорошим и приличным человеком, о том, что он никому не сделал зла, и все в таком же духе.
Глеб послушно подносил ко рту рюмку с водкой после каждого такого «поминального слова», и после третьей рюмки почувствовал, что начал потихоньку хмелеть.
— Глеб… — обратилась вдруг к нему пожилая дама. — Вас же зовут Глеб?
Корсак кивнул в знак согласия.
— Глеб, скажете о Борисе Алексеевиче несколько слов?
— А это обязательно? — уточнил Корсак. |