При его появлении приветственные крики усилились, он улыбнулся толпе и поднял вверх скрещенные руки. Когда толпа успокоилась, он приступил к традиционной речи, которой всегда открывался фестиваль.

— Древний народ Камарга, которого судьба охранила от страшных последствий Трагического Тысячелетия: вы, которым дана была жизнь, празднуйте эту жизнь сегодня. Вы, чьи предки были спасены свирепым мистралем, очистившим небеса от отравы, которая остальным принесла смерть и болезни, восхвалите этим фестивалем приход Ветра Жизни!

Вновь зазвучали приветственные крики, и во второй раз прозвучали фанфары. Затем на арену выбежали двенадцать огромных быков. Они бежали, высоко задрав хвосты, со сверкающими рогами, из их ноздрей шел пар, красные глаза свирепо горели. Это были самые лучшие боевые быки Камарга, которых год готовили для предстоящего сегодня праздника, когда безоружным людям, что попытаются сорвать с их шей и рогов гирлянды цветов, придется сражаться с быками.

Следом на арену выехали солдаты охраны на рогатых лошадях, они приветственно помахали толпе и погнали быков в загон под амфитеатром.

Когда с большим трудом солдатам, наконец, удалось загнать быков в загон, на арену выехал церемониймейстер, одетый в радужный плащ, широкополую светло-голубую шляпу, держа в руке золотой рупор, через который он и объявил первый поединок.

Усиленный рупором и отраженный каменными стенами амфитеатра, голос человека почти напоминал рев разъяренного быка. Он назвал кличку первого быка — Корнеруж из Эйги-Морта, владелец Попе Яхар, знаменитый укротитель, а затем имя главного тореадора — Махтан Джастил из Арля. Церемониймейстер развернул коня и ускакал с арены. Почти сразу же из-под амфитеатра выбежал Корнеруж, мотая головой с огромными рогами, на которых висели красные ленты, развевающиеся на ветру.

Корнеруж был огромный бык, футов пяти в холке. Он бил хвостом по своим бокам как лев, красные глаза сверкали, толпа встретила его появление громкими криками. На арену полетели цветы, падая на его широкую спину. Он быстро развернулся, роя песок арены копытами и топча цветы.

Внезапно, с непринужденной легкостью, появился тореадор в черном плаще с красной шелковой отделкой, в обтягивающем черном кожаном жакете и брюках, отделанных золотом, в высоких черных кожаных сапогах с серебряными шпорами. У него было молодое, подвижное, настороженное лицо. Он кинул в публику свою широкополую шляпу и повернулся к быку. Хотя ему едва и сравнялось двадцать лет, Махтан Джастил сумел отличиться на трех предыдущих фестивалях. Теперь ему кидали цветы женщины, и он галантно поднимал их, посылая воздушные поцелуи, но не забывая при этом приближаться к быку. Он изящным движением сбросил с плеч свой плащ, одновременно показывая быку красный цвет подкладки. Корнеруж сделал несколько танцующих шагов вперед, вновь захрипел и опустил рога.

Потом он напал.

Махтан Джастил чуть отступил в сторону и рука его метнулась вперед, срывая одну из лент с рогов быка. Толпа зашумела, восторженно затопала ногами. Бык мгновенно развернулся и снова напал. И вновь Джастил отступил в сторону в самый последний момент и вновь сорвал одну из лент. Он взял оба трофея в белые зубы и широко улыбнулся сначала толпе, потом быку.

Первые две ленты, завязанные на бычьих рогах высоко, были легкой добычей, и Джастил снял их почти без труда. Сейчас надо было снять с рогов ленты, завязанные ниже, а это было опасно.

Граф Брасс наклонился из своей ложи далеко вперед, восхищенно глядя на тореадора. Ийссельда улыбнулась.

— Разве он не великолепен, отец? Совсем как танцор!

— Да, танцор со смертью, — сказал Боджентль с шутливой серьезностью.

Старый фон Вилак откинулся в своем кресле, испытывая скуку от этого зрелища. А может, зрение у него ослабело, а он просто не хотел в этом признаваться.

Тем временем бык на арене мчался прямо на Махтана Джастила, который стоял на его пути, положив руки на бедра, бросив плащ на песок у своих ног.