Из этого ничего не получилось. Он сжал руку так, что побелели сквозь въевшуюся копоть костяшки пальцев. Потом вдруг заговорил угрожающе, раздувая ноздри и так широкого носа:

    -  Ты, проезжий, того, говори, да не заговаривайся! Я с тобой полдня потерял, не хочешь коня ковать, твое дело, но за работу и беспокойство заплати!

    Петр Косой тоже разом потерял недавнюю мягкую обходительность, начал подступать боком, как бы отрезая мне путь отхода.

    Мне сделалось грустно. Когда еще мои соотечественники научатся честно работать, а не дурить и морочить наивных и доверчивых людей.

    -  Ладно, - сказал я, - и сколько же ты хочешь получить?

    -  По справедливости, дай, сколько не жалко, - ответил кузнец, кажется, впервые с того момента, когда я его увидел, перестав хмуриться. - Нам чужого не нужно, но и своего не упустим!

    -  Полушки хватит? - назвал я самую мелкую монету в денежном счете, равную половине московской копейке.

    -  Чего?! - воскликнул кузнец, начиная раздувать гневом щеки.

    -  Полушку даешь?! - поддержал его доброхот Петр, поменяв вкрадчивый голос на гневный. - Да за такую работу ефимки мало! Я сейчас свистну, столько народа сбежится, что ты не только ефимку, ты коня отдашь, чтобы мы только тебя отпустили по добру по-здорову!

    Западноевропейская серебряная монета иоахим-сталер, имевшая хождение на Руси, сокращенно называлась иохим, или попросту ефимкой. Ефимка, что требовали мои новые знакомые, была приличной суммой, так что это уже напоминало обычный грабеж. Похоже, я попал на обычную «разводку лоха».

    -  Лучше давайте разойдемся мирно, - предложил я, - от этого всем будет только лучше!

    -  Заплатишь, что положено, может быть, и отпустим с миром, - вместо кузнеца ответил Петр Косой таким жестким тоном, что мне теперь стало понятно, кто тут главный. От расхлябанной болтливости доброхота не осталось и следа, Косой смотрел на меня свысока даже с какой-то с холодной насмешкой.

    Я огляделся. Справиться с двумя безоружными людьми было не вопросом, сложность была в том, как потом отсюда уехать. Довольно большой, соток на пятнадцать, двор кузнеца окружала сплошная изгородь вроде плетня. Сможет ли перемахнуть через нее мой донец, я не знал.

    -  Долго ты еще будешь телиться? - подал свой голос и Пахом. Он, уверенный в своей физической силе, стоял в трех шагах от меня.

    Я не спешил отвечать, а рука машинально легла на эфес сабли. Это не осталось незамеченным. Петр по мальчишески вложил два пальца в рот и свистнул. Тотчас из кузницы вышли два парня с железными прутьями в руках. Они были чем-то похожи друг на друга, крупные, белоголовые с закопченными лицами. Я понял, что приключение становится опасным.

    -  Плати и езжай своей дорогой, - сказал Косой, немного отступая, чтобы не попасть под раздачу, если начнется драка.

    Самое неприятное в этой истории было то, что моя лошадь стояла в узком загоне для ковки, к тому же привязанная уздечкой к коновязи.

    Я прикинул, смогу ли ее быстро отвязать и понял, что не успею, пока буду возиться с уздечкой, они нападут сзади.

    Оставалось два варианта, или заплатить вымогателям, или порубить их в капусту и ехать своей дорогой. Оба меня не устраивали по разным причинам. Первый ущемлял самолюбие, второй нравственные принципы: не превышать необходимую самооборону и не лить зря кровь. Нужно было попытаться найти какую-то третья возможность.

    -  А вы знаете, что я царский окольничий? - спросил я, заранее понимая, что звучит это наивно и глупо.