-  Нечего особо и говорить. Прельстили меня по пьяному делу доносить обо всем, что тут у нас делается, обещали озолотить. Озолотили! За все про все медный грош дали, да со мной же его и пропили!

    Он замолчал, переживая свой промах.

    -  За Христа хоть тридцать серебряников отвалили, а тут… Эх, грехи наши тяжкие!

    -  Что это были за люди, какой им у вас здесь интерес? - перебил я тяжелые думы продешевившего Иуды.

    -  Люди как люди, такие же, как мы, холопы. Они о себе много не говорили, ни кому служат, ни где живут. Интереса их не знаю, они мне ничего про такое не сообщали. Пили много, это чего греха таить… Они-то и велели рассказывать, что здесь почем, и все дела.

    -  Когда ты им сказал о том, что Прасковья вернулась?

    -  Сегодня утром, - ответил он, пряча глаза.

    -  Первая ложь, - загнул я палец. - Три раза соврешь, лишишься жизни.

    Автаном немного смутился, порыскал взглядом по горнице, сознался:

    -  Твоя, правда, соврал, как они научили. Побежал ночью, сразу, как вы объявились.

    -  К кому побежал?

    -  Здесь поблизости. Ваське Кривому доложил.

    -  Рассказывай все в точности, - оживился я. - Что за Васька, где живет, кому служит!

    -  Здесь рядышком, за углом в переулке, изба такая корявая, там раньше Варвара-бражница жила, - объяснил он, для наглядности показав пальцем направление.

    -  Кому служит, знаешь?

    -  Это нам неведомо, а Ваське Кривому нужно стучать сначала три раза, а потом еще один, тогда он и откроет!

    Больше, сколько я ни бился, ничего интересного Автаном рассказать не смог. Использовали его, скорее всего, втемную, пользуясь извинительной национальной склонностью. Теперь, хоть что-то выяснив, нам предстояло искать концы в соседнем переулке.

    Определив обоих мужиков под арест, мы с Сидором отправились на поиски «корявой» избы. Время было полуночное, самое подходящее для разбоя и темных дел. «Корявую» избу Автаном описал в точности, действительно, даже в ряду неказистых соседних строений она выделялась небрежностью постройки, разной толщиной бревен в стенах и несимметричными пропорциями. Мы осмотрели прилегающую территорию, такую же запущенную, как и сама изба, потом обошли ее вокруг. Единственное ее окно выходило на пустырь, заросший бурьяном.

    -  Я зайду один, а ты сторожи окно, - сказал я Горюнову. - Если что, действуй по обстоятельствам. Будет все тихо, сторожи дверь, чтобы нас не застали врасплох.

    Сидор кивнул и завернул за угол. Я подошел к двери и постучал так, как объяснил Автаном, три раза и после паузы еще один. Будто меня ждали, сразу же за дверями завозились, заскрипели петли, и в дверной щели показалась всклоченная голова.

    -  Ты что ли, Автаномка? - спросил сиплый голос.

    -  Он самый, - ответил я и ударил всклоченного человека кулаком в подбородок. Голова хрюкнула и исчезла.

    Я вбежал в избу. На столе горела тусклая сальная свеча, едва освещая убогое жилище. Хозяин возился на полу, ругался матом и пытался встать на четвереньки.

    -  Здорово, Кривой! - поприветствовал я его, ударом ноги вновь сбивая его на пол. Тот екнул и повалился набок.

    -  Ты это чего? Кто такой? Почему дерешься? - спросил он, оставаясь лежать.

    -  Черт, пришел по твою душу!

    -  Какой еще черт, ты что, добрый человек, людям отдыхать мешаешь? Разве это можно?!

    -  Добрый человек? - воскликнул я.