С этим было не поспорить. Хотя о моей роли в жизни и смерти постельничего пока никто не знал, но укладываться спать в его имении, было, по крайней мере, бестактно.

    -  Твоя правда, как только вернется Прасковья, мы сразу же уйдем от греха подальше.

    -  Мне тоже собираться пора, - грустно сказал собеседник, - хотя и собирать-то, правду говоря, нечего. Пока не нажил ни мошны, ни рухляди. Провожу вас и тоже в дорогу…

    Он надолго замолчал, говорить нам больше было не о чем, тем более, что на каждого наваливались собственные проблемы. Однако просто молча сидеть друг против друга оказалось неловко, и я спросил:

    -  Далеко твоя вотчина?

    -  Нет, считай что рядом, под Калугой. Отсюда всего пять дней пути.

    Мы опять замолчали. Я думал, чем мне теперь в первую очередь заняться. Учитывая рассказ управляющего, возвращаться в город было нельзя.

    -  Что-то долго ваша Прасковья моется, - сказал он. - Может быть, с ней что-нибудь случилось?

    -  Она же не одна, с ней Семен, ну этот парень, который был со мной. Если бы что произошло, прибежал бы, сказал.

    -  А… - мне показалось, как-то многозначительно, протянул Василий Григорьевич.

    Мне это не понравилось, и я вопросительно на него посмотрел, уж не имеет ли и он видов на Прасковью. Все-таки они вместе провели ночь в темнице. Кто их знает, как они там друг друга утешали. Однако управляющий явно думал в этот момент не о пленных красавицах.

    -  Скоро вернется, - уверенно ответил я, преодолевая желание пойти посмотреть, чем она там, в бане, занимаются.

    -  Я не понял, Прасковья кто такая? - спросил он. - Почему ее держали в темной?

    -  Купеческая дочь, сирота, - начал отвечать я и замолчал. Дверь из сеней широко распахнулась, и в горницу вошел очень тучный пожилой человек в дорогом бархатном камзоле, украшенном золотым шитьем. Как мы все здесь, он выглядел несколько всклоченным. Управляющий вскочил на ноги и низко поклонился. Тот ответил легким кивком головы.

    -  Здравствуй, дядя, - сказал Василий Григорьевич, - какими судьбами?

    -  Здравствуй, Васька, - ответил новоприбывший довольно бодрым голосом, - большое горе у нас приключилось! Твой хозяин приказал долго жить!

    Управляющий бросил на меня предупреждающий взгляд и неплохо разыграл удивление:

    -  Не может быть! Неужели! Нечаев умер? Я же его вчера вечером видел живыми и здоровым!

    -  Убили, - коротко сказал «дядя». - Подло закололи ножом в спину! Вот такие, брат, дела!

    -  Вот горе, так горе, - так же хладнокровно согласился с дядей племянник. - Поймали убийц?

    -  Пока нет, никто ничего не видел. Они, проклятые, отвлекли стражников и зарезали нашего Ваню, как барана!

    Василий Григорьевич стоял, будто потрясенный несчастьем, а его родственник искоса рассматривал меня. Одет я был в запачканный на груди высохшей кровью караульного грубошерстный старый кафтан, своими у меня оставались только сапоги.

    -  Кто такой? - спросил дядя, не удовлетворившись одним визуальным осмотром.

    Я хотел ответить, но меня опередил управляющий:

    -  Это мой сосед по вотчине, дворянский сын Алексей.

    Дядя разом потерял ко мне и интерес и больше в мою сторону не смотрел.