-  Я пить хочу, - впервые подала голос Прасковья, - куда ты меня тянешь!

    Мы вошли в большую комнату. Старуха не соврала, там никого не оказалось.

    -  Куда, куда, на свободу, - ответил я. - Вон в бочке вода, попей, нам далеко ехать.

    -  Не нужно пить воду, у нас есть что пить и лучше воды, - раздался за спиной знакомый голос.

    Я быстро обернулся, одновременно взявшись за эфес сабли. Пресловутый проповедник Георгий стоял в задних дверях и смотрел на нас «орлиным оком».

    -  Ты не захотел вкусить плодов любви, значит, вкусишь плодов ненависти! - сказал он, вставая в героическую позу со скрещенными на груди руками.

    -  Ну, мы это еще посмотрим, кто чего вкусит, - ответил я, обнажая саблю.

    Это его ничуть не смутило.

    -  Опусти оружие, глупец, ты теперь в моей воле! - произнес он противным, назидательным голосом протестантского проповедника. - Моя сила не в оружии, а в любви, я люблю тебя, и ты будешь повиноваться мне во всем!

    Я не отвечал, ждал, что он еще скажет или сделает.

    -  Сейчас ты выпьешь напиток ненависти и познаешь боль и ужас. Только через муку и страдание ты сможешь познать истинную любовь!

    Мне стало даже интересно, каким образом он, безоружный, собирается заставить меня что-то выпить. Однако у него, похоже, не возникло никакого сомнения в том, что я буду безропотно подчиняться.

    -  Оставайтесь на месте, я сейчас вернусь, - приказал он и исчез в дверях.

    Я взглянул на девушку, она находилась в полном трансе, смотрела в одну точку, и не отреагировала, когда я сжал ей руку. Кажется проповедник, или кто он там был на самом деле, мастерски владел гипнозом. Уйти просто так я уже не хотел, решил выяснить, что задумал незадачливый иллюзионист.

    Ждать пришлось недолго, Георгий вернулся с двумя берестяными кружками и бережно поставил их на стол. На меня он пока внимания не обращал. Только освободив руки, вновь вперил в лицо свой пронзительный взгляд.

    -  Теперь положи на пол саблю и возьми напиток страдания, - сказал он, указывая длинным, тонким пальцем на одну из кружек.

    -  Зачем? - спросил я. - Мне пить не хочется.

    Если бы я закричал или бросился на него, то его реакция была бы мне понятна, но так испугаться, услышав простой отказ, было просто нереально. Он побледнел, поднял руки и начал размахивать ими, как будто отгонял от себя мух. Потом сделал в мою сторону несколько движений пальцами и кистями, словно сбрасывал с них налипшую грязь. Затем выпучил глаза и забормотал какую-то тарабарщину. Мне это быстро надоело, и я спросил:

    -  Ты долго еще собираешься паясничать?

    -  Ты, ты, - прошипел он и начал пятиться к дверям. - Ты…

    Я не успел узнать, что он собирается сказать, потому что бросился за ним вслед. Бежал Георгий плохо, да и деваться ему было некуда. Несколькими шагами я его настиг и схватил за шиворот.

    -  Ты, дружок, куда навострился, мы, кажется, с тобой еще не договорили!

    -  Отпусти, отпусти! - захрипел он, пытаясь вырваться.

    Я не стал его убеждать покориться неизбежному и силком потащил в комнату. Бедолага задыхался и пытался оттолкнуть меня тонкими слабыми руками.

    -  Ты хотел напоить меня, а я напою тебя, - строго сказал я, - и тогда посмотрим, что из этого получится!

    -  Нет, нет, мне нельзя, ты не можешь меня заставить! - зафыркал он, видимо, продолжая надеяться на свои колдовские или гипнотические силы.