Пока мы устраивались, из церкви вернулись хозяева, и дворовая девка от их имени пригласила нас ужинать. После моих медицинских успехов отношение ко мне как жильцу поменялось. Теперь я стал нужным и полезным в хозяйстве человеком.

    Прасковью приглашение обрадовало. После того, как соперничество с крестной отошло на второй план, она казалась совсем другим человеком. Собираться нам было недолго, только встать на ноги, так что вскоре мы уже сидели за изобильным столом бывшего чиновника. У Ивана Владимировича оказалась большая семья. Кроме жены, за столом присутствовали сыновья и дочери. Малышей за общий стол не допустили, но они не сдавались, заглядывали в трапезную, шалили и шушукались за дверями.

    Кое-где у нас еще встречался оставшиеся со времен монголо-татарского ига порядок разделения дома на мужскую и женскую половину, но у подьячего все было по извечным законам, и женщины сидели вместе с мужчийами. Семья Горюновых оказалась не только хлебосольной, но дружной и веселой. Мне последнее время редко случалось присутствовать на таких приятных семейных сборищах.

    Алкоголь за столом не главенствовал, но под хорошую закуску в меде и сладком вине никто себе не отказывал. Постепенно все разгулялись, и началось настоящее веселье. Мать с дочерьми завели песни, от которых пахнуло такой языческой стариной, что я диву давался, каким образом они сохранились в народной памяти с прошлого тысячелетия. За песнями последовали пляски, тоже не без влияния старинной обрядовости. Ничего подобного я еще не встречал. Участия в таком представлении я принять не мог, и мне досталась роль единственного зрителя. Прасковья же вполне естественно влилась в общий строй. У нее оказался высокий, хорошо поставленный голос, и она не ударила лицом в грязь, ни в хоровом пении, ни солируя.

    Гуляние продолжалось до первых петухов. Когда настало время заканчивать веселье, Иван Владимирович тактично успокоил разыгравшуюся молодежь и громко сказал, что время ложиться. Как по команде женщины приступили к уборке, а мужчины вышли подышать свежим ночным воздухом.

    -  Хорошо у вас здесь, - сказал я хозяину.

    -  Да, хорошо, - задумчиво подтвердил он.

    Мы стояли вдвоем в темном дворе под опрокинутым звездным небом.

    -  Не знаешь, как там наша вдова? - спросил я.

    -  Утром проведаю, сегодня было недосуг.

    Я вспомнил, что больше всего меня удивило в ее усадьбе, и спросил:

    -  Никогда еще не видел такого порядка, людей вроде нет, а кругом замечательная чистота.

    -  Что ж тут удивительного, она своих холопов порет за любую промашку. Отсюда и порядок, он у ее холопов на спинах кнутом написан.

    -  Не может быть! А с виду такая тихая!

    -  В тихом омуте черти водятся. Анна Ивановна женщина серьезная. Если что не по ней, то берегись. Я ее, честно говоря, как огня боюсь. И сама богата, и родня у нее знатная.

    -  Так зачем же ты меня к ней на постой хотел сосватать?

    -  А ты прохожих конем не топчи, - засмеялся он, - что тебе, дороги мало?!

    -  Твоя правда, - в том же тоне ответил я. - Значит, я зря вдовушку лечил, ее дворня мне спасибо за это не скажет.

    -  Зря, - легко согласился подьячий, - ее бы лучше батогами полечить. Скверная женщина.

    -  Почему тогда ты сказал ей, что я лекарь?

    -  Выслужиться хотел, - честно сознался Горюнов. - Может, замолвит словечко перед роднёй, чтобы снова на службу взяли!

    В это время к нам подошли его сыновья, и разговор прервался.